Контрабандисты Гора - [177]

Я посмотрела вверх, сквозь кроны деревьев. Солнце всё ещё стояло высоко.

Мы с Тулой, Милой и, я думаю, и все остальные на поляне, были поражены, когда Господин Аксель внезапно крикнул, а Господин Генсерих, вовремя предупреждённый, вдруг извернулся, уходя с пути летящего копья, брошенного ему в спину. Если бы не своевременное предупреждение, если бы не его реакция и опыт, не думаю, что дело обошлось бы той лёгкой раной, что он получил куда-то в плечо. На него напал один из его собственных людей. Почти в то же самое время Господин Аксель, лицо которого превратилось в ужасную гримасу, крикнул и послал на противника своего ужасного зверя. Тула, Мила, я, да я думаю и многие из мужчин, закричали от ужаса. Это было не самое приятное зрелище, которое мне приходилось видеть в жизни. Тула зажмурилась, но было поздно, и через мгновение её вырвало, мы с Милой поспешно отвернулись. Прежде я думала, что слин — домашнее, хорошо выдрессированное, спокойное животное, по крайней мере, в присутствии своего хозяина или дрессировщика. И в лагере всё именно так и выглядело. Я даже время от времени проходила совсем близко от него, практически перестав опасаться. Однажды я даже осмелилась коснуться его. Но в том, что произошло на моих глазах, не было ничего, что говорило бы о контроле, о долгой жизни рядом с человеком, о сдержанности или подчинении. Скорее это говорило о темноте леса и тех ужасах, которые могли бы скрываться в его пределах. Но в то же самое время, благодаря тем испугу и неразберихе, что возникли в лагере в результате нападения на Господина Генсериха и его, лишь по счастливой случайности, спасению, а также последовавшему за этим нападению слина на его противника, внимание и мысли всех, оказались отвлечены от меня, и я поняла, что тёмная рука шанса приоткрыла дверь, в которую я могу ускользнуть. Всем было не до меня, и какое-то время никто обо мне не вспомнит. Это был мой шанс, ужасный, нежданно-негаданно мне представившийся. На меня никто не обращал внимания, все смотрели в другую сторону, даже те кто был совсем рядом со мной. Тула, закрыв глаза, склонилась над землёй, Мила, отвернулась, упала на колени и задрожала.

Я сделала несколько осторожных шагов в сторону леса, убедилась, что никто этого не заметил, и бросилась со всех ног.

Лишь однажды, уже входя в лес, я оглянулась назад.

Я вздрогнула. Природа, создавая слина, не пожалела для него ярости, силы и безумия. Я не думала, что даже Царствующие Жрецы Гора осмелились бы приложить руку к созданию этого монстра.

Я всё дальше уходила вглубь лесов.

Что интересно, поспешно покидая лагерь, я не очень опасалась того, что за мной снова пошлют слина. Причём моя уверенность зиждилась не на том, что после недавнего убийства ему необходим был интервал, чтобы вернуться к нормальному состоянию, и не на том, что, насытившись, он мог впасть в сонливость, я об этом просто не знала. И даже не на том, что им негде было взять мой запах. Хотя, конечно, несмотря на то, что в лагере его было предостаточно, как его можно было бы отделить от запаха Тулы, Милы или кого-то другого? Возможно ли, отличить мой запах, оставшийся на верёвке, окружавшей ночью мою шею, от следов запахов других девушек, возможно ли вычленить его среди всех прочих, пропитавших волокна? Где гарантия, что слин не последует за одной из рабынь, уведённых ранее к побережью? В основном, моя уверенность в этом вопросе имела отношение к корабельному лагерю, хотя это и не была стопроцентная гарантия моей безопасности. В тот момент, когда я покидала корабельный лагерь, я знала, что большой корабль спешно готовили к отплытию. Признаться, я была благодарна за то, что меня направили собирать тур-пахи так близко к вешкам, тем самым предоставив мне шанс для моего бегства. Одной из причин, по которой я так хотела убежать как можно скорее, было то, что я должна была избежать заключения вместе с остальными девушками внутри этих могучих деревянных стен. Ведь какие возможности для побега могут быть у несчастной кейджеры, после того, как швартовы будут отданы, и она окажется беспомощной и, возможно, обречённый узницей этой плавучей тюрьмы? Таким образом, моё предположение, что на этот раз мне не грозит преследование слина, прежде всего, было основано на неизбежном отплытии большого корабля. Вероятность этого, как мне казалось, более чем ясно подтверждали события, развернувшиеся у реки. Я помнила, как стремились поскорее покинуть лагерь дрессировщики ларла, и с какой стремительностью они это сделали, как только им представилась такая возможность. Точно как же, я была уверена, и Господин Аксель спешил как можно скорее вернуться в корабельный лагерь вместе со своим слином, и несомненно, я надеялась, вместе с тем ужасным монстром, которого я от всей души ненавидела. Насколько напугало меня вторжение в лагерь ещё одного отряда налётчиков, и в какой ужас я пришла, когда оказалось, что они были союзниками Господина Акселя и того ненавистного животного, и прибыли, чтобы их освободить! Ведь я незадолго до этого с такой радостью мстила этому игнорировавшему и презиравшему меня скоту, воспользовавшись тем, что он был связан и беспомощен. Я наслаждалась его расстройством и мучениями. Я жестоко дразнила его рабским телом, обладать которым, он был не в состоянии. С каким усердием и удовольствием я использовала мягкие арсеналы, имевшиеся в распоряжении рабыни, близость и дыхание, улыбки и выражения лица, губы и позы, поведение, слова и прикосновения. Я заставила его страдать своей деланной заботой. Ну действительно, бедный Господин! Пусть он покорчится, попотеет и понапрягается в своих верёвках! Насколько беспомощен был он, и насколько удовлетворена была я тем, что смогла безнаказанно поиздеваться над ним. Пусть-ка он теперь попробует притвориться, что я была для него ничем! Я заставила его страдать. Пусть больше не прикидывается, что я была для него безразлична! Я опровергла это, причём на глазах других, к их развлечению. Я была не его. Я не могла ему принадлежать, у него не получится меня купить! Как ловко я подвергла его мёду моего возмездия, а потом развернулась и ушла, оставив его позади, оскорблённого, разъярённого и беспомощного в его верёвках. Мы вскоре должны были выходить, и мне как обычно предстояло нести груз на голове. Так этот монстр договорился, чтобы занять место прямо за моей спиной, и я поняла, к своему великому беспокойству, что буду находиться под его постоянным надзором. Таким образом, мне пришлось бы идти перед ним, держа ношу на голове, не видя его, но остро сознавая его присутствие, причём я была бы вынуждена постоянно контролировать свою походку, идти как та, кем я была, как рабыня. Но выход был сначала задержан в связи с разногласиями внутри отряда, а затем и вовсе отменён, когда в ходе возникших трений, лагерь был захвачен отрядом моряков и наёмников с побережья. В результате Господин Аксель и он, тот, которого я ненавидела, были освобождены, а мне только и оставалось, что дрожать от страха. А потом я увидела его глаза, того самого ненавистного мне монстра, и поняла, что именно такими глазами смотрит недовольный рабовладелец на свою, вызвавшую его недовольство, рабыню. Как глубоко я прочувствовала в это мгновение свою полунаготу, каким тяжёлым показалось мне лёгкое металлическое кольцо, запертое на моей шее? Я со всей ясностью осознала, что должна бежать, и как можно скорее, какого бы риска мне это ни стоило. Он мог сломать мне шею одним ударом. Он был так силён, что мог оторвать мне руки. И шанс мне вскоре представился, нежданно-негаданно, в тот момент, когда слина бросился на злополучного противника Генсериха.