Контрабандисты Гора - [169]

— И они ещё и привязали его верёвкой за шею, — добавила нахалка.

Как близко она подошла ко мне!

— Прочь! — процедил я.

— Не волнуйтесь так, благородный Господин, — промурлыкала рабыня. — Близость непритязательной, посредственной кейджеры, обычной и средненькой, бессмысленной рабской девки, достойной только ошейника, к тому же совершенно неинтересной для вас, не должна оказывать на вас какого-либо эффекта. Несомненно, она не стоит даже того, чтобы её замечать.

Я еле удержался, чтобы не накричать на неё.

Она подняла свою голову к моей, подняла руки и отбросила назад свои волосы, рассыпав их по плечам. Несомненно, её этому научили. Я боялся её губ, этих мягких губ, губ рабыни, губ собственности, товара, который существует для удовольствия мужчин. Я боялся, что они могли коснуться моего лица.

Будучи связанным, я мало что мог сделать, чтобы воспротивиться этому, разве что кричать в ярости.

Но она этого не сделала, но остановилась не больше чем в хорте от моего лица.

— Какое счастье, что я неинтересна для красивого Господина, — промурлыкала кейджера. — Иначе он мог бы счесть моё присутствие тревожащим.

— Прочь, — еле сдерживаясь, сквозь зубы прорычал я.

— Я что, подошла слишком близко к Господину? — спросила нахалка. — Я уверена, что нет.

Я не ответил.

— У вас нет причин для беспокойства, — успокоила меня она. — Я ведь меньше чем ничто, всего лишь непритязательная, незначительная кейджера.

— Остерегайся, — предупредил её я.

— О, конечно, я должна встать на колени и попросить прощения, — всплеснула она руками и стремительно опустилась на колени. — Вот видите, я у ваших ног. Я стою на коленях. Я покорно прижимаю губы к вашим ногам. Я кротко прижимаю губы к вашим икрам. Я обнимаю вашу ногу. Я прошу прощения за то, что оказалась неинтересной для Господина. Я целую и облизываю ваше бедро в надежде, что Вы простите мою посредственность, мою заурядность, моё полное отсутствие интереса.

— Прочь! — заорал я.

Она могла бы расплавить камень. В это мгновение я готов был сразиться с сотней мужчин, лишь бы получить её на свою цепь. Я был готов пожертвовать чем угодно, чтобы увидеть её дрожащей и испуганной хлопком моей плети.

Она изящно поднялась на ноги, отступила на шаг и довольно улыбнулась.

— Вы не ожидали этого, — сказала нахалка, — когда увидели меня в проходе магазина, на далекой планете! Но теперь на мне ошейник. И я очень многому научилась за это время. Почувствуйте себя несчастным, могущественный Господин! Я — госпожа! Я — кейджера!

— Самка урта, — выругался я. — Тарскоматка!

— Только я не ваша самка урта, не ваша тарскоматка! — засмеялась она.

Я снова попытался разорвать шнуры, стягивавшие мои запястья.

— Очевидно, — прыснула она смехом, отступая ещё на шаг, — господин находит рабыню интересной!

— Нет! — в ярости выкрикнул я.

— Может, Вы думаете, что рабыни слепы и не видят, когда тот или иной мужчина проявляет к ним интерес? — поинтересовалась девица.

— Уж я бы тебе устроил весёлую жизнь, будь Ты в моём ошейнике! — пообещал я ей.

— Но я ведь не в вашем, — усмехнулась кейджера.

— Я поступил бы с тобой так, как Ты того заслуживаешь, и затем выбросил бы на рынок!

— Как удачно для меня, — делано вздохнула нахалка, — что я не принадлежу Господину.

А затем она повернулась и, помахав рукой на прощание и весело посмеиваясь, поспешила избавить меня от своего присутствия.

Тула и Мила, стоявшие в стороне и явно напуганные, провожали её взглядом.

— Эта рабыня, — хмыкнул Аксель, тоже глядя ей вслед, — смелая девка.

— Слишком смелая, — процедил я.

— Легко быть смелым с человеком, который беспомощен, — заметил он.

— Слишком легко, — признал я.

— Насколько я помню, — сказал мой товарищ, — Ты расценивал её как низкосортную и не представляющую особого интереса.

— Я и сейчас расцениваю её таковой, — заметил я.

— Но Ты признавал, если мне не изменяет память, — продолжил он, — что для некоторых мужчин она могла бы представлять некоторый интерес.

— Полагаю, что да, — проворчал я.

— Но не для тебя?

— Нет, — буркнул я.

— Я всё видел, — сказал Генсерих, оказывается, всё это время державшийся неподалёку.

— И почему не вмешались? — осведомился я.

— Я вот подумал, что из неё могла бы получиться превосходная рабыня для пытки, — усмехнулся он. — Это может значительно поднять её цену.

Пыточных рабынь, как известно, специально обучают волновать и возбуждать, а затем отказывать, оскорблять и унижать узника-мужчину. Некоторые капитаны, генералы, Убары и им подобные высокопоставленные персоны, бывает, используют таланты таких рабынь, обычно ради удовольствия наблюдать замешательство и страдания некого ненавистного врага. Калёное железо, ножи и шнуры не единственные средства, которыми можно мучить беспомощного врага.

— Правда, я не думаю, что в своём сердце она — пыточная рабыня, — покачал головой Генсерих. — Как и большинство женщин, особенно после того, как на них надели ошейник.

— Тогда она должна очень сильно ненавидеть нашего друга, — заключил Аксель.

— Да, — кивнул Генсерих, — или что-то ещё.

Его замечание показалась мне не слишком понятным. Лично я считал забавным тот факт, что меня могла ненавидеть рабыня. Это, кстати, довольно приятно, взять такую женщину и ласкать её до тех пор, пока она, заливаясь слезами, не начнёт упрашивать о подчинении, а затем делать с нею всё, что пожелаешь.