Кони - [153]
— Как можно сравнивать явления разного порядка? — тихо сказал Кони. — Разные эпохи, разные социальные условия…
— Мы всегда ищем ответа в истории, — с обидой сказал Покровский. — И не всегда безуспешно. Вы что же, Анатолий Федорович, считаете, что большевики останутся навечно?
— Большевики могут уйти, — ответил Кони. — Большевики уйдут, большевизм останется…
Покровский с удивлением посмотрел на Анатолия Федоровича, не зная, что ответить, а Лопухин развел руками:
— Непонятно.
— Мне и самому многое непонятно. Однако не кажется ли вам, господа, что новая власть пользуется широкой поддержкой. Зимой я беседовал с их министром просвещения Луначарским…
— Вы были у Луначарского? — изумился Владимир Борисович.
— Он был у меня на Надеждинской, — с лукавой усмешкой ответил Кони. — Мне показалось, что их идеи могут привиться на русской почве. Их власть — сильная власть. Они знают, чего хотят. Я так и сказал новому министру…
— Народному комиссару… — поправил Покровский.
— «Я совсем не знаю, почти абсолютно никого не знаю… из ваших деятелей… — сказал я, — но чувствую в воздухе присутствие сильной власти. Если революция не создаст диктатуры — мы вступим в смутное время, которому ни конца, ни края не видно… Вам нужна железная власть и против врагов, и против эксцессов революции, которую постоянно нужно одевать в рамки законности, и против самих себя».
— Вы так и сказали: «железная власть… против самих себя»? — изумился Лопухин. — И вас никто не отправил на Гороховую?
— Как видите, — улыбнулся Анатолий Федорович. — Я сказал господину Луначарскому и о том, что в быстро организующемся правительственном аппарате, который должен охватить всю землю от Петербурга до последней деревушки, всегда попадается много сора. Придется, — сказал я, — резко критиковать самих себя. А сколько будет ошибок, болезненных ошибок, ушибов о разные непредвиденные острые углы! И все же я чувствую, что действительно огромные массы приходят к власти… — он замолчал. Вынул из кармана портсигар, раскрыл его. Там лежали аккуратно разрезанные пополам сигары. — Угощайтесь, господа. Бесценный мой друг, Елена Васильевна, отдала за сигары Библию с рисунками Доре…
Но ни Лопухин, ни Покровский не потянулись за столь большой редкостью. Владимир Борисович достал из нагрудного кармана папиросу, продекламировав:
— «Папироска, друг мой тайный, как тебя мне не любить…»
— «Не по прихоти ж случайной стали все тебя курить», — подхватил Кони и с удовольствием пустил колечки дыма. — Еще маленьким мальчиком я слышал эту песенку у себя дома. Как хорошо ее пела Дарья Михайловна Леонова. Вам это имя, конечно, ни о чем не говорит?
— Ну как же, — откликнулся Лопухин. — Прима Александринки.
Покровский, сосредоточенно что-то обдумывающий, вдруг сказал:
— Если бы у правительства нашего последнего монарха была государственная воля, железная воля, о которой вы изволили сказать господину комиссару, и желание консолидировать общество, трагедии бы не произошло.
— Правительство делало все, чтобы возбудить неудовлетворенность и раздражить интеллигенцию, — сердито сказал Кони. — Чтобы вызвать в ней жажду крушения строя! А надо было разумно воспитывать народ в идеях справедливости и порядка. А теперь все идет прахом. Народ чужд всему, кроме мысли о земле. Русскому человеку нечего беречь. Это еще Достоевский сказал.
— Как это? — пожал плечами Покровский. — А наша история, наши культурные ценности?
— Русский народ был всего лишен!
Хозяйка принесла на веранду поднос с чаем. Мило улыбнулась:
— Господа, неужели не о чем больше поговорить? Политика, политика, только политика…
— Есть и еще любимая тема, — сказал Лопухин. — Догадайтесь?
— Еда, — невесело отозвался Николай Николаевич. — С каким воодушевлением теперь рассказывают о званых обедах…
Хозяйка разлила чай в простенькие белые чашечки. Заметив, что Анатолий Федорович внимательно их разглядывает, сказала:
— Наш фамильный сервиз мы оставили в городе. Последний… Остальные там же, где ваша Библия.
— Я смотрю не на чашки, а на чай… Настоящий чай прекрасен в любых чашках.
— Да, чай китайский, — с гордостью сказал хозяин. — Подарок одного английского дипломата. Мне так надоели все эти суррогаты кофе, травяной чай, лепешки из маисовой муки. Не поверите, мы с женой достали из киота остатки наших свадебных свечей и обжаривали ими раскаленную сковородку, чтобы печь лепешки! А сахарин! — Владимира Борисовича передернуло. — Какой ужасный привкус!
— А вы не пробовали гомеопатические «крупинки»? — спросил Кони. — Они же в сахарных оболочках! Я питался ими целую неделю. От доктора Ротштейна остались. Милейший был человек Михаил Николаевич. Адрес его помнить буду вечно — Невский, сто восемь, квартира двадцать три…
Чай пили медленно, растягивая удовольствие.
— Сегодня какой день? — вдруг спросил Лопухин.
— Пятница, — ответил Покровский.
— Пятница, пятница… — задумчиво повторил Владимир Борисович. — По пятницам у Излера пекли «Настоящие русские», «Нескучные». «В добрый час», «С фиоритурой»…
— На последних вы ошиблись, — улыбнулся Кони. — «С фиоритурой» у Ивана Ивановича Излера подавали в четверг, а по пятницам бывали «Бодрые»…
Знаменитый сыщик Владимир Фризе — неизменный герой произведений известного писателя Сергея Высоцкого — расследует самые запутанные преступления, которые порой не под силу распутать следственным органам. В романе «В интересах следствия» произошло ограбление квартиры известного московского коллекционера. Оперативники бессильны. И тогда коллекционер обращается к знаменитому сыщику с просьбой разыскать украденную коллекцию «малых голландцев».
В однотомник известного прозаика, мастера детективного жанра Сергея Высоцкого вошли роман «Не загоняйте в угол прокурора», повести «Третий дубль» и «Недоразумение». Произведения отличают острая фабула, крутой, напряженный сюжет.
Подвозя летним вечером солидного капитана дальнего плавания, молодой питерский таксист Евгений и не подозревал, что на самом деле перед ним матерый рецидивист, орудием в руках которого ему, Евгению, суждено стать...
Высокий гражданственный пафос повести "Смерть транзитного пассажира" заключен в твердом убеждении автора: человек, предавший Отечество, не имеет права называться человеком…
Отправившись ранним утром на рыбалку, обычный дачник становится свидетелем того, как машина сбивает на шоссе мужчину.Он бежит в ближайший санаторий вызвать скорую, а когда возвращается с врачом, то видит, что жертва дорожного происшествия исчезла.
Записки рыбинского доктора К. А. Ливанова, в чем-то напоминающие по стилю и содержанию «Окаянные дни» Бунина и «Несвоевременные мысли» Горького, являются уникальным документом эпохи – точным и нелицеприятным описанием течения повседневной жизни провинциального города в центре России в послереволюционные годы. Книга, выходящая в год столетия потрясений 1917 года, звучит как своеобразное предостережение: претворение в жизнь революционных лозунгов оборачивается катастрофическим разрушением судеб огромного количества людей, стремительной деградацией культурных, социальных и семейных ценностей, вырождением традиционных форм жизни, тотальным насилием и всеобщей разрухой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Автор книги «Последний Петербург. Воспоминания камергера» в предреволюционные годы принял непосредственное участие в проведении реформаторской политики С. Ю. Витте, а затем П. А. Столыпина. Иван Тхоржевский сопровождал Столыпина в его поездке по Сибири. После революции вынужден был эмигрировать. Многие годы печатался в русских газетах Парижа как публицист и как поэт-переводчик. Воспоминания Ивана Тхоржевского остались незавершенными. Они впервые собраны в отдельную книгу. В них чувствуется жгучий интерес к разрешению самых насущных российских проблем. В приложении даются, в частности, избранные переводы четверостиший Омара Хайяма, впервые с исправлениями, внесенными Иваном Тхоржевский в печатный текст парижского издания книги четверостиший. Для самого широкого круга читателей.
Автор книги Герой Советского Союза, заслуженный мастер спорта СССР Евгений Николаевич Андреев рассказывает о рабочих буднях испытателей парашютов. Вместе с автором читатель «совершит» немало разнообразных прыжков с парашютом, не раз окажется в сложных ситуациях.
Эта книга рассказывает о героических днях гражданской войны, о мужественных бойцах, освобождавших Прикамье, о лихом и доблестном командире Филиппе Акулове. Слава об Акулове гремела по всему Уралу, о нем слагались песни, из уст в уста передавались рассказы о его необыкновенной, прямо-таки орлиной смелости и отваге. Ф. Е. Акулов родился в крестьянской семье на Урале. Во время службы в царской армии за храбрость был произведен в поручики, полный георгиевский кавалер. В годы гражданской войны Акулов — один из организаторов и первых командиров легендарного полка Красных орлов, комбриг славной 29-й дивизии и 3-й армии, командир кавалерийских полков и бригад на Восточном, Южном и Юго-Западном фронтах Республики. В своей работе автор книги И.
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.