Конечная – Бельц - [72]

– Но Тереза, отец, Тереза…

Аббат встал, держа в руке стакан. Он оглянулся вокруг и наклонился к своему гостю:

– Я не увидел дьявола в ее глазах.

– Слава Тебе, Господи! – вздохнул Ле Флош. – Нужно идти в полицию – дать показания в ее пользу.

– Доверься им. Я думаю, они сами со всем справятся.

– А если нет?

– А если нет… мы с ними побеседуем.

Пока Ле Флош размышлял над словами священника, его мучил другой вопрос.

– Отец Лефор, но если это не Тереза…

Аббат прохаживался по кухне, и стук его кожаных подметок эхом отдавался от натертых до блеска каменных плит. Он ненадолго замолчал, прежде чем ответить, и капитан вообразил, будто священнику известно что-то такое, чего сам он, Ле Флош, не знает. Наконец аббат повернулся к нему и произнес уверенно, с такой же интонацией, с какой завершал проповеди, отпуская с миром своих прихожан:

– Бог его знает.

Ле Флош понял, что разговор окончен.

* * *

В среду после возвращения с моря Марк не поехал с Карадеком домой. Он убрал снасти и помчался по улочкам городка. На остров уже опускались сумерки. Полчаса спустя он уже стучал в дверь белого домика.

Марианна открыла ему, и они бросились друг другу в объятия. Она обхватила ладонями голову Марка и поцеловала, а Марк прижался лицом к ее волосам. – Я не мог прийти раньше. – Я думала, ты больше не вернешься.

Марианна взяла его за руку и повела в спальню. Они медленно, до изнеможения ласкали друг друга.

Когда наступила глубокая ночь и Марианна уснула, он осторожно выбрался из постели и вышел на цыпочках. Натянул брюки, отправился на кухню, открыл дверцу холодильника, залившего его лицо мертвенным светом. Он взял бутылку пива «1664» и открыл ее чайной ложкой, вытряхнул сигарету из лежавшей на столе пачки и, по пояс голый, вышел за порог. Стояла полная луна, и в ее свете казалось, что небесный свод пытается захватить холмы и деревья в свои объятия, а сулившие тревогу гигантские свинцовые тучи с жадностью пожирают волнистый рельеф, словно связку сосисок, затянутых в тугую оболочку.

Марк выбросил окурок во дворе, запер за собой дверь и поднялся по лестнице в маленький кабинет Марианны. Бесшумно подсел к ноутбуку, коснулся мышки и открыл в своей почте два новых письма.

zoyazoya@ infocom.ua

Кому: [email protected]

Тема: Re: Re: Re: Новости

Марк, завтра отправляюсь во Францию.

Мама остается. Она отказывается уезжать.

Буду на месте через два дня.

В следующий раз напишу уже из Парижа.

Целую тебя. Пожелай мне удачи.

До скорого.

Зоя

Марк стукнул кулаком по столу. Он едва удержался, чтобы не закричать, до крови закусил губу и стал беззвучно проклинать себя на чем свет стоит.

Что толку казнить себя: ведь ты получил то, что заслужил. Теперь ты по уши в дерьме. Потому что ничего не сделал, чтобы из него выбраться. А отдуваться за все придется твоей сестре. Она всегда брала с тебя пример, как со старшего брата, не забыл? Гордилась тобой. За что и заплатит. Высокую цену. Что, доволен?

Марк вскочил на ноги. Он метался по комнате, как зверь в клетке, и ругал себя самыми последними словами. Потом сел за компьютер и открыл второе письмо.

[email protected]

Кому: [email protected]

Тема: …

Марк, я знаю, что нам нельзя писать друг другу. Но у меня новости.

Геннадий сообщил, что Васю с Ирой нашли убитыми у них дома. Черт, это конец. Они идут по нашему следу. Кто следующий в списке?

Я больше не могу. Через неделю уплываю в Тунис.

Будь осторожен.

Прощай.

Анатолий

Марк торопливо написал сестре ответ. Для начала сурово ее отчитал. Потом попросил сразу же ему написать, как только она прибудет во Францию. А главное – потребовал соблюдать осторожность.

Он закрыл ноутбук и спустился на первый этаж. Взяв сигарету и закурив, стоя на пороге, он почувствовал прикосновение губ на своей лопатке.

– Я разбудил тебя? – прошептал Марк.

– Да. У меня чуткий сон, – сказала Марианна, бросив взгляд на стенные часы в гостиной. – Только пять часов. Иди ложись.

– Мне не хочется спать, – возразил Марк. – Марианна, могу я с тобой поговорить?

– Конечно, но только в постели.

Они вернулись в спальню, и Марк рассказал Марианне свою историю, ничего в ней не упуская. Сообщил о деньгах, о трупе на обочине дороги, о том, что двое его друзей убиты; о том, что сам он боится и полиции, и мафии, – и этот мучительный груз беспрерывно давит на него, и груз этот – стыд за себя.

Марианна слушала его не перебивая. Когда рассказ подошел к концу, она обняла его и молча покрыла поцелуями его тело. Приблизилась губами к его уху и прошептала:

– Спасибо за откровенность. Ты смелый человек. Возможно, сам ты так не считаешь, но мне кажется… ты все сделал правильно.

Марк улыбнулся Марианне и обнял ее. Занимался рассвет, предвестник нового дня. Девушка глубоко дышала у него на груди. Это он-то смелый? Оставил мать и Зою дома разгребать проблемы… Как бы то ни было, но как же приятно такое о себе слышать.

А дальше-то что, смельчак? Не забывай, что очень скоро выяснится, так ли это на самом деле.

Когда ты окажешься лицом к лицу с профессиональным убийцей.

* * *

Папу вдруг почувствовал прикосновение на своей коже, будто холодная мокрая змея ползет по шее, лижет ему щеки и ерошит щетину. Мерзкая тварь издала свист, потерлась о его виски и скользнула к макушке. У Папу возникло ощущение, что голова сейчас взорвется. Она вот-вот расколется, как яичная скорлупа, и мозг растечется по плечам. Ноги у него заледенели, ступни не касались пола; язык дрожал, а в носу стоял резкий запах мочи. Послышался глухой стук, потом неясное, почти неслышное бормотание. Папу сделал огромное усилие, чтобы мобилизовать остатки интеллекта, и вдруг среди этой звуковой мешанины уловил одно слово, непохожее на другие. «Равноденствие». Он сжал кулаки и вновь напряг слух. Стена дрожала и, кажется, хотела опуститься ему на голову. Пищевод горел от прилива желчи и желудочного сока. Он опять сосредоточился, разобрал слово «грек», и тут его желудок пришел в возмущение. Папу прижался к выложенной плиткой перегородке туалета. Тело скрутил болезненный спазм, и его вырвало на колени и брюки, которые были спущены до щиколоток. Дверь распахнулась. Перед ним возник массивный силуэт. – Вот дерьмо! Ты только посмотри, кто здесь. – Он все слышал. – Вряд ли. Не видишь, в каком он состоянии? – И все же? – Ничего, разберемся.