— Не хитри, председатель. План по зерновым мы выполнили — имеем полное право на дополнительный комбикорм. Да и картошку только копать начали. Все можно учесть, рассчитать. Затраты эти за один год окупятся.
Доярки с интересом следили за поединком.
— Значит, вы собрались в коровнике разводить свиней?! Так я понял?
Мария собралась с мыслями и очень спокойно ответила:
— Ферму переоборудовать надо. Это займет время, забот-хлопот много. Но… на то ты и председатель.
— Переоборудовать?! — Берестень вскочил с места как ошпаренный. — Ты, Мария Кузьминична, или смеешься над всеми нами, или забыла, как мы с тобой рука об руку «Сельхозстрой» штурмом брали, лимиты выбивали, да если бы не твоя артиллерия, — он хлопнул себя по груди слева, — сидеть бы нам и сегодня на ферме. Спасибо тебе и низкий поклон за то, но понимать ты это должна побольше других.
— Да-а, сложное дело, — Груша покачала головой, — сложное…
Мария растерянно оглянулась на доярок, потом на председателя.
Берестень воспользовался замешательством:
— К тебе ж, Мария, мужик вернулся. Занялась бы ты своим бабьим делом. Передохнула бы.
— К кому вернулся?! — зло спросила Мария. — К кому?! — И пошла на Берестеня.
— К тебе, Маша, не ко мне же, — отступая назад, тихо сказал Берестень.
Мария остановилась. Перевела дыхание.
— Ну ладно! Тебя, видно, не прошибешь. — И вышла, хлопнув дверью.
Насвистывая, поигрывая небольшим топориком, Иван ходил по двору и осматривал хозяйство. Двор был ухожен. Аккуратно уложены заготовленные на зиму дрова. Изгородь ровная, без единой выщербины. Под окнами красиво распустились садовые осенние цветы.
В калитку вошел дед Кирилл с плетеной корзиной свеженарезанной травы. Усмехнулся, заметив сыновнюю попытку вмешаться в образцовое хозяйство Марии.
— Берестень хозяин цепкий, оборотистый, — говорила Любовь Николаевна сидящей напротив Марии. — Все рассчитал, продумал. Ферма ему нужна как позиция, если отступать придется.
— Куда отступать? — не поняла Мария.
— Вдруг комплекс подведет, техника. Вот он и страхуется. Пусть, мол, ферма стоит целехонькая, пустая. А если чего случится — коров на старую ферму, люди у него под руками, кого с того же комплекса возьмет, кого из бригад отзовет. Пока на комплексе ремонт, ферма снова в строю.
Мария была обескуражена таким поворотом:
— Так это же страховка на всю жизнь! А разве нельзя без нее?
— Можно и нужно. Необходимо. Но он на всякий случай и такой вариант рассчитал. Хотя, с другой стороны, план по поголовью скота, именно свиней, мы не выполняем. А год упусти — за два не нагонишь…
— Значит, вовремя, Люба, я вопрос поставила?
— Вовремя, только Берестеню сейчас это хозяйство непросто поднять будет, и комплекс его действительно по рукам и ногам вяжет, новое производство.
— Вот видишь, значит, он прав, — снова растерялась Мария.
— Оба вы правы, что за дело болеете, а по правы — что поделить его не можете; звонил он мне, жаловался.
— Ой, божечки! С нами спектакль разыгрывает и на нас же жалуется!
Любовь Николаевна сказала сдержанно:
— Слабость свою не хотел вам показывать.
— А тебе?
— А мне — обязан, но, в общем… вопрос не из простых.
Помолчав, Мария заулыбалась, засияла:
— Божечки, так я ж и возьмусь за него. А то… Бабам хоть на глаза не показывайся. А так, робили вместе и робить будем.
Мария, улыбаясь, смотрела на Вежневец. Любовь Николаевна даже улыбнулась горячности Марии, потом задумалась и сказала серьезно:
— Берись, только… мы с тебя спросим и перестройку, и механизацию фермы, и привлечение молодежи с ее запросами. В том числе и работу в две смены. Так что обдумай все, заведовать молочным цехом на комплексе спокойнее и зарплата твердая.
— Ладно, место хорошее, найдем кого, — Мария по-прежнему улыбалась.
— Берестень за тебя держится.
— На правлении решим.
— Ты и свои вопросы не отбрасывай. Бабьи. Иван-то как? Определились?
— Иван… — Улыбка погасла. Мария задумалась. — Иван… двадцать лет где-то, в чужих постелях выкачанный. Ох, Люба…
— Не спеши выгонять, если в душе что осталось.
Молодые годы не сбросишь.
— Но и не либеральничай. Жалость бабу губит. Хорошенько себя послушай и решай.
— Как решать-то, Любочка?
— Не знаю, Маша. Просто не знаю.
Иван сидел за столом и с беспокойством наблюдал за Марией, которая сложила в хозяйственную сумку продукты, сунула бутылку вина. Подошла к зеркалу, уложила волосы, подвела помадой губы.
Беспокойство Ивана усилилось.
— Пирушка какая? — осторожно спросил он.
— Своим бабским гуртом собираемся.
Мария повязала косынку, накинула плащ.
— Дела все, — с преувеличенным сочувствием произнес Иван, пытаясь завязать разговор. — Когда же поговорим с тобой, Маша? Определиться надо бы.
— Вот и определяйся, — отрезала Мария. — Я-то при чем?
Взяла сумку. Застегнула плащ.
— Ох, и смелости ты набралась, — Иван изобразил подобие улыбки. — Через кран переливается. А тихая была, терпеливая.
И за что тебе награды-то дали? За смелость или за терпение?
— И за терпение тоже, — ответила Мария, пытаясь понять, к чему он клонит. — Пила я свою бабью долю и никому на то не жаловалась.
— Так уж и никому. — Иван игриво посмотрел на Марию. — Такая баба любого мужика в жар кинет.
