Конан и слепая богиня - [27]

— Попробуй забери его, если не боишься, — зарычал в ответ Конан и грозно взмахнул обнажённым мечом над головой.

Предводитель банды заколебался. Казалось, силы равны. Цена прямой атаки была бы слишком высока. Одним жестом он успокоил своих людей.

— Мы не хотим кровопролития. Отпустите нашего воина и станьте моими гостями на сегодня.

Киммериец заколебался. Он знал, что законы гостеприимства в степи — святы. Если главарь орды произнёс «станьте моими гостями» — это защитит их от прямого нападения. Отказаться, напротив, означало бы бой не на жизнь, а на смерть. Хотя Конан и не верил разбойникам даже на капельку, но лучше держать их под контролем, чем допустить, чтобы ночью те прокрались к ним с коварными намерениями.

— Хорошо. Приглашение принято. Тогда принимай твоего шпиона, — и он отпустил кочевника, который, прихрамывая и пошатываясь, заковылял к главарю. Тот бросил на Конана дикий взгляд, полный хитрости и ненависти, а потом повернулся на каблуках и ушёл в ночь. Двое его людей подхватили Тургута под руки и поволокли вслед за ним.

Прошло совсем немного времени и в степи вспыхнул огонь второго костра, озаривший четыре круглые палатки, сделанные из кожи.

Комедианты постепенно покинули боевые позиции вокруг могучего ствола.

— Мне сразу показалось странным, что ты опьянел лишь после пары глотков этого вина, — усмехнулся Таурус.

— За моего чалого некоторые полководцы с радостью бы отдали целое состояние. Это отлично вымуштрованный боевой конь. Даже тогда, под скалистым навесом, он, фыркнув, предупредил меня, что опасность близка. И сегодня — снова, — добавил киммериец. — Кром, порази того узкоглазого ударом молнии! — выругался он страстно.

На угасающем огне чадил олений хребет, наполовину сырой сверху, но с дочерна обгоревшим низом.

* * *

В мёртвый час перед рассветом бодрствовали всего два человека: Ардазир, который предпоследним нёс стражу, и Тургут. Пульсирующая боль в виске, опухшем после удара Конана, а главное — унижение перед взорами всей шайки не давали ему заснуть. Никто его ни в чём не упрекал, но на лицах других он видел разочарование. Добыча ускользнула, потому что его разведка не удалась. Необходимо завоевать признание опять. И он знает, как. Тот тёмно-чалый, что его выдал. О, Эрлик, такой породистый стоит больше, чем сундук с золотом или жизнь перворождённой дочери! И, несомненно, он принадлежит тому гиганту с бледными глазами, который сразил его одним ударом. Он украдёт коня и исчезнет в пустыне, прежде чем кто-то пробудится! Он сам был без сознания, когда главарь обещал комедиантам гостеприимство, поэтому не мог протестовать. Затронутая честь банды сохранится, а счёт сравняется. Тихо, чтобы не разбудить двух других спящих в палатке, кочевник откинул одеяло.

Степь, купаясь в лучах нарастающего месяца, волновалась, как море из серебра. Ардазир пошевелил догорающие угольки и подбросил в огонь несколько сухих веточек, чтобы хоть немного согреть руки. «Собачий холод, — в душе посетовал он и плотнее завернулся в свой тонкий бархатный плащ. — Поскорее бы добраться до цивилизации, где наконец, благодаря чудесной силе хрустального талисмана, можно будет наслаждаться благополучием. Необходимо также позаботиться о Митанни — если та захочет».

Внезапно его окатила волна желания погладить, поласкать гладкие стены мерцающей шкатулки. Всё равно все спят. Ардазир осторожно огляделся. Кругом царила мёртвая тишина. Развязав кожаные шнурки, он полез в сумку. Даже при тусклом свете угольков драгоценность засияла, вспыхнув тысячами искорок. Красные отблески, ослепительно сверкая, текли по рукам зачарованного Ардазира, как кровь, хлещущая из жил. Он восхищённо смотрел, как талисман пылает всеми оттенками красного, полностью игнорируя всё, что происходило вокруг него.

Удар кинжала, нанесённый сзади под левую лопатку, чуть не сбросил его в огонь. «Возможно, это обрушилось само небо, чтобы наказать меня за все мои грехи», — осенило напоследок юношу. Он упал возле пылающих углей, укрыв драгоценную шкатулку своим телом. Потом его сознание начало угасать, и уже не чувствовал, как чужие жадные руки нетерпеливо вырвали из-под него ту вещь, которая была для него ценнее всего.

— Положи это! — леденящее прикосновение металла на горле было более красноречивым, чем сопровождающие его слова.

Кочевник осторожно положил шкатулку на траву возле неподвижного тела и медленно повернулся.

— Не повезло…

Синий огонь в глазах варвара не сулил ничего хорошего. Тургут не колебался, ведь иного выбора просто не было. Но голыми руками против наточенного лезвия!.. Он вцепился, как клещ, в руку с оружием и попытался выкрутить её, чтобы гораздо более сильный враг выпустил кинжал из своих пальцев. Неожиданный отчаянный поступок кочевника застал Конана врасплох — он пошатнулся. Оба мужчины разом упали наземь и, сцепившись, покатились по траве, упорно пытаясь положить друг друга на лопатки и одновременно пытаясь избежать при этом укола кинжалом. Это был неравный бой. Прошла всего лишь пара мгновений, и послышался приглушенный хруст костей, за которым последовали болезненный вой и булькающий звук, перешедший в шипение, когда горло кочевника, прорезанное до позвоночника, беспомощно выдохнуло.