Конан и райская яблоня - [16]

Стражем оказался огромный, злой и бородатый выходец откуда-то из Черных королевств — судя по темной коже и курчавой шевелюре. Он с достойной лучшего применения пунктуальностью периодически обходил сад и через отверстия в разделяющей дворик стене кидал мрачные взгляды на Конана, если тот оказывался поблизости. Дружелюбия и добрососедского отношения в этих взглядах как-то не замечалось.

Впрочем, в подобной неприязни была виновата не только изначальная агрессивность темнокожего стража. Отчасти их отношения не сложились и по вине самого Конана. Так уж получилось. Сам того не зная и практически даже и не желая, Конан два раза подряд оскорбил несчастного охранника, причем оскорбил смертельно. Впрочем, нет. Если быть до конца честным хотя бы с самим собой, то второе оскорбление было вполне даже намеренным. Хотя и не совсем осознанным.

Это случилось в самый первый день, когда Конан только-только появился на кухне и приступил к своим новым обязанностям. Официальное отхожее место для слуг находилось у самых «купеческих» ворот — ворот, через которые входили слуги и приказчики и поступали товары. То есть — практически на противоположном от кухни конце весьма немаленького подворья. Пробираться к нему приходилось через вечно меняющиеся лабиринты ящиков и тюков, да к тому же еще и на глазах у всех, кто в данный момент во дворе находился. Потому-то большинство кухонных работников предпочитало использовать для этой цели большую помойную яму на заднем дворе. И близко, и лишний раз глаза начальству не мозолишь. Правда, яма эта не была ничем огорожена, но сам задний двор огораживали глухие стены с единственной без единого окна, а дверь имелась только на кухню, так что все свои и кого тут, собственно, стесняться? Не стал особо стесняться и Конан, выскочив из кухни до этой самой ямы по малому, но весьма неотложному делу.

И, уже начав, так сказать, облегчительный процесс, обнаружил вдруг, что у него имеются зрители.

Вернее, зритель.

Огромный звероподобный охранник из сада сквозь ажурную стенку смотрел на Конана с такой мрачной ненавистью и видом столь угрожающим, что малое конановское дело чуть было не превратилось в большое. Приходилось только благодарить судьбу за то, что мерзкую эту рожу не увидел он раньше, до, так сказать, начала — а то ведь с перепугу мог бы и не успеть штаны развязать! Почему-то вдруг вспомнилась потешная история про сусликов, услышанная у вечернего костра от кого-то из подгулявших караванщиков. Про то, как пошли суслики в лес. Пописать. И увидели медведя. Ну, они заодно и покакали.

Конан, обмерев, уставился в горящие черной ненавистью глаза. Словно парализованный удавом кролик или уже упомянутый суслик, медведя увидевший. Кое-как довел процесс до конца, поддернул штаны и на подгибающихся ногах поспешил обратно на кухню. А страшный зверообразный тип ограничился тем, что плюнул ему вслед.

Мощно так плюнул. От души.

Кого помельче — так и с ног таким плевком сбить недолго.

Причины возникновения внезапной ненависти к своей нынешней персоне у совершенно незнакомого человека Конан не понял. Да и не особо он над ней задумывался, над причиной этой — мало ли кому че в голову взбредет? Над всякой чужой блажью башку ломать — так и вовсе ее сломать недолго! Больно нужно! А вот реакция собственного (пусть на какое-то время, но все-таки — собственного!) тела его неприятно удивила.

Тело испугалось.

До оторопи. До холодной испарины. До острых мурашек вдоль позвоночника и позорной слабости в коленях.

Подобное предательство своего — пусть на время, но все-таки собственного! — тела не могло не злить.

А больше всего злился он еще и от запоздалого осознания того, что на самом-то деле пугаться не было ни малейшей причины. Ведь ему, в отличии от сусликов, совершенно ничего не грозило. Ну ничегошеньки! Жуткий страж сада не станет лезть через стенку на задний двор, чтобы расправиться с каким-то поваренком, как бы он не был на этого поваренка зол! Да и чего ему вообще на поваренка этого злиться-то так смертельно? Он же видит его впервые в жизни! Может, у него просто внешность такая, может, он всегда и на всех таким вот зверем глядит, по должности положено, может.

По всем понятиям выходило так, что Конан не просто испугался до слабости в коленках, чего с ним не случалось с трехлетнего возраста, но еще и испугался-то из-за какой-то ерунды. А точнее — из-за неверной оценки ситуации. А вот это уже было действительно скверно. А еще более скверным было то, что теперь тот звероподобный страж за ажурной оградкой уверен, что Конан его боится. И не без оснований уверен-то, вот что самое неприятное! Поскольку это мерзкое тельце, похоже, готово отпраздновать труса и при следующей встрече.

Это было неприятно. Более того — это было недопустимо. А, значит, подобную реакцию следовало устранить.

И немедленно.

* * *

Вот так и получилось, что отливать именно на задний двор второй раз Конан пошел уже вполне сознательно.

И третий раз — тоже.

И четвертый.

Он справедливо рассудил, что рано или поздно их со стражем визиты к ажурной стенке обязательно должны совпасть. Так в конце концов и случилось — уже под вечер он обнаружил таки зазаборного зрителя, которого непонятно почему так бесят естественные человеческие отправления.