Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - [136]

Член Комиссии А.К. ГОЛИЦЫН

2 февраля 1998 года

Приложение 42

Из дневника А.К. Голицына:

1997–1998 годы

1997 год

3 ноября

Заседание Комиссии. Первый раз с новым председателем – Немцовым. Первое, что бросилось в глаза, огромное количество прессы. Пока не началось заседание, снимали, наверное, все каналы ТВ. И в коридоре, и в зале заседания. Пресса удалилась при появлении Немцова. Он открыл заседание, сделал короткое резюме по работе Комиссии за прошлые годы, выразил критическое суждение в связи с многогодичной работой без конкретных результатов и обеспокоенность президента тем обстоятельством, что останки уже много лет не преданы земному погребению. А также сказал, что президент после заключения Комиссии будет принимать окончательное решение. Прибыло много народа, членов Комиссии. Постоянные: владыка Ювеналий, Беляев, Брагин, Авдонин, Красавченко, Алексеев, Соловьёв (не член), а также Россель, Глазунов, Радзинский, эксперты Абрамов и Иванов, Музыкантский и другие.

Первое сообщение сделал Соловьёв. Он говорил о заключении следствия и обозначил ряд вопросов, требующих дополнительных исследований, после чего факт принадлежности останков Царской Семье будет неоспорим. О записке Юровского подтвердил снова, что она написана Покровским (в оригинале), а машинописная копия имеет правки рукой Юровского. Почему Покровский писал за Юровского (Покровский – член правительства и вряд ли записывать просто со слов Юровского стал бы сам, а не поручил это своим подчинённым, если бы в этом не было важного смысла), таковой оценки Соловьёв не дал. Надо отметить, что в своё время Соловьёв с такой же убеждённостью говорил, что записка написана самим Юровским и что это доказано.

Глазунов вёл себя, как всегда, «оригинально». Его главный мотив недоверия – отрезанные головы, о чём он прочитал в журнале «Молодая гвардия». Эту публикацию он принимает как достоверный факт, то есть версию, что после смерти Ленина в его сейфе была обнаружена голова Государя, которая «плавала в красной жидкости». На этот вопрос, который был задан Глазуновым, Соловьёв дал совершенно невразумительный ответ: «Это написал Беседовский, удрав за границу, где ему выгодно было лично, с одной стороны, продемонстрировать свою осведомлённость, а с другой – продемонстрировать всему миру злодейство большевиков, от которых он и сбежал». Для прокурора такое объяснение неприемлемо. И наводит только на мысль: или эта тема запутанная (что так и есть) и у следствия нет никаких объяснений и ему (следствию) нежелательно вообще этим заниматься, или, наоборот, следствие осведомлено о том, что эту тему всячески нужно превращать в абсурд и не углубляться в её изучение.

Владыка вёл себя настороженно. Высказывался по некоторым пунктам регламента с тем, чтобы были вписаны дополнения, да и потом в интервью сказал, что у Церкви есть ряд вопросов, которые имеют значение и на которые пока ответа нет, но он надеется (дипломат), что через два месяца на эти вопросы будет получен обстоятельный ответ, и тогда Церковь свою позицию изменит. Более серьёзные сомнения от лица Церкви высказывал Беляев. Он, в частности, просил о проведении сопоставления выводов следствия Соколова со следствием Соловьёва, который категорически отрицает необходимость проведения исторической экспертизы, на которой настаивает Алексеев и надобность в которой я поддерживаю, о чём дал свои соображения к этому заседанию, но оные на Комиссии представлены не были (видимо, уже заранее было решено снять этот вопрос вообще).

После выступления Алексеева я сказал, что историческая экспертиза необходима, но её нужно сузить до практического смысла, то есть определить те направления, которые имеют значение для подтверждения правильности и достоверности выводов медицины.

Немцов сказал, что «хорошее предложение», и очень ловко «предложил» провести историческую экспертизу, но не включая её в орбиту тех тем, которые должны быть в течение двух месяцев приведены к завершению. Алексеев после этого снял свои предложения, что и было, думаю, с удовлетворением принято теми, кто проблему идентификации считает практически завершённой. Медицинская экспертиза определяет оную достоверность на 99,9 %, о чём особо подчёркивал в интервью после заседания Немцов.

Россель отбивался как мог от требований Соловьёва перевезти в Москву останки для проведения исследований. На Комиссии он был не очень агрессивен и сказал, что если президент будет на этом настаивать, то безусловно подчинится, а в интервью был более определёнен в своём нежелании выпустить останки из Екатеринбурга, объясняя это более всего уверенностью в том, что по дороге и в Москве кости разворуют. Но, конечно, главная причина в том, что его желание провести захоронение у себя в городе и он понимает, если отпустит даже на некоторое время останки, то назад они никогда не вернутся.

Брагин на Комиссии не выступал, но обеспокоен давлением со стороны Немцова, понимает, что власть приняла решение похоронить в следующем году (1 марта – день Прощёного воскресенья) и что будет сделано всё, чтобы задавить всякое несогласие, хотя я не уверен, что Церковь этому давлению поддастся, и вполне вероятно, что в начале следующего года разразится скандал.