Комсомольский комитет - [78]

Шрифт
Интервал

— Нет, ничего! — откликнулся Соболев. Он помедлил, потом размашистыми шагами подошел к Рудакову и крепко сжал его руку. — Что у тебя, Федя?

Пока Соболев с Рудаковым говорили о делах, из-за которых Рудаков пришел к Соболеву, Лена молчала. Она встрепенулась, только когда Федор спросил:

— А ты очень веришь в людей, Игорь?

— Ты спрашиваешь, верю ли я в людей? — думая о чем-то своем, заговорил Игорь. — Я верю в то, что человек может быть так прекрасен, как ничто на свете не бывает. Иногда думаешь: пройдет сто лет… И кто-нибудь пожалеет, что не родился в наше время, не видел романтики молодого коммунизма, как мы, мальчишками, жалели, что не родились в гражданскую войну.

Лена слушала этот разговор со смутным, непонятным ей чувством. Когда ушел Рудаков, она сказала возмущенно:

— Говоришь-то ты красиво, Игорь. А разве ты не мог… чтобы Тамара все поняла, правильно поняла? Ты не мог? — Лена вдруг опустила голову. — Конечно, тот случай. Помнишь, в кабинете, вечером? Еще месяц оставался до Нового года. Да, помнишь, конечно! Но ведь у нас же ничего. Ведь мы же честно поступили?

Лена гордо продолжала:

— Я не зайду к тебе! А к Тамаре зайду обязательно. Игорь, хочешь обижайся, хочешь нет, а я не верю, чтобы Тамара в самом деле думала так. Да и зачем оставлять все это на моей ли душе, на ее ли?

Игорь молчал.

— Так ты не хочешь, чтобы я поговорила с ней?

— Нет! Лена, она… ты не представляешь, в ее душе сейчас происходит целая буря. Но уж если что взбредет ей в голову! Последний разговор был так похож на то, что называется скандалом.

— А я все равно… — Лена не договорила и тяжелыми шагами, словно боясь, что ее удержат в кабинете, вышла из комнаты.

Она бежала по коридору и не заметила, как очутилась в общей. Здесь было много студентов, и Лена приостановилась в дверях: «Зачем они здесь? Да, ведь сегодня редколлегия фотоокна «За боевые комсомольские организации».

— Здравствуйте, — громко сказала Лена, проталкиваясь к своему столу. «А наша дружба, Игорь, разве это плохо? Об этом можно как-то говорить?» — мысленно разговаривала она с Соболевым.

— Постойте, секретарь! — обратился к ней худой длинный юноша в очках. Он начинал писать яркими красками название окна «С добрым утром, комсомольцы города!». Он смотрел на Лену серьезно и покраснел. Через минуту он назвал Лену «товарищ Лучникова», а потом смутившись, просто «Леночка». Он интересовался, как Лене нравится подбор красок, расположение букв, название и все остальное.

— Нравится, — улыбнувшись, сказала Лена.

— Коля жить не может, если его не похвалят, — пропищал девичий голос. На Лену смотрела студентка с длинными косичками. Бесстрашное круглое лицо и нос кнопкой. — А отчего вас так много, товарищи?

— Мы просто так пришли. Нам уйти? — огорченно проговорила девочка.

— Нет, зачем же, — Лена просматривала фотографии.

В окне будет и уголок сатиры: вот мчится на лекцию вечно опаздывающий студент, вот Галя Воробьева, которая окончила пединститут, но предпочла не работать, а жить за мужней спиной, бредет по улице, протирая кулаком глаза.

— Ой! — вскрикнули Инна и Роза Птицыны из лесного техникума.

Они уронили у Коли баночку с краской. Им было жаль и баночку и то, что они забрызгали платья. Кто-то журил их, кто-то смеялся, кто-то побежал за бензином.

Лене были бесконечно дороги эти люди с их веселым шумом, с озорною возней, со студенческими дурашливыми, беззаботными песенками, которые все время вспыхивали то там, то здесь. Лена и сама была молода, и у нее могло меняться настроение. На какое-то мгновение она даже забыла о Соболеве.

Оглянувшись, Лена увидела Игоря. Он, несколько раз коротко взглянув на Лену, посмотрел фотографии и взял подшивку газеты «Павловский коммунист».

— Опять о молодежи ничего не печатают. Буду в горкоме партии, я им хвост накручу, чтобы для наших статей всегда место оставляли, — сказал Соболев. — Да, мне сегодня из киоска звонили, новые брошюры из Москвы пришли, ты завтра зайди посмотри, какие будем молодежи рекомендовать, тоже в газету напишем.

— Хорошо, — нервно согласилась Лена.

— И ты сегодня проводи бюро без меня.

— А что такое? — участливо спросила Лена.

— Мне надо уйти, — в порывистых движениях Игоря, во всем его облике почудилось Лене что-то уж очень беспокойное, не свойственное ему.

Игорь вышел. Лена посмотрела ему вслед долгим, внимательным взглядом. И только тут она по-настоящему поняла, что произошло, и ей стало по-настоящему страшно.

Обедать Лена не пошла. Она забежала к Люсе Зайцевой и пожевала у нее холодных оладий с творогом, которые та взяла из дому.

— Ну, какие новости? — спросила Люся, заметив Лене, что она стала еще лучше выглядеть и что комсомольцы, пожалуй, скоро станут интересоваться ею не только как секретарем.

Лена все рассказывала Люсе о себе, но почему-то обо всем, что касалось личных дел Игоря, его семьи, она не говорила ничего и никому.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — невесело пошутила она.

* * *

Бюро было внеочередное. После бюро оказалось, что Лену дожидается Толя Чирков. Он вернул ей горкомовскую путевку, на которой Цылева написала, что лекция была «очень хорошей» и что комсомольцы кабельного завода просят почаще читать такие.


Еще от автора Нинель Ивановна Громыко
Дойна о Мариоре

«Дойна о Мариоре» — повесть о девушке молдаванке, испытавшей на себе гнет румынских бояр и военщины. Автор рисует нелегкий поначалу путь девушки, горькую и безрадостную долю сироты-батрачки, показывает, как раскрываются ее силы и способности, пробуждается чувство долга перед Родиной, когда Бессарабия воссоединилась с Советской Молдавией. «Дойна о Мариоре» — первое произведение молодой писательницы Нинель Громыко («Молодая гвардия», 1952); в 1959 году вышла новая книга автора — роман «Комсомольский комитет».


Рекомендуем почитать
Твердая порода

Выразительность образов, сочный, щедрый юмор — отличают роман о нефтяниках «Твердая порода». Автор знакомит читателя с многонациональной бригадой буровиков. У каждого свой характер, у каждого своя жизнь, но судьба у всех общая — рабочая. Татары и русские, украинцы и армяне, казахи все вместе они и составляют ту «твердую породу», из которой создается рабочий коллектив.


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».