Комсомольский комитет - [21]

Безразличие вдруг точно смыло с лица Рудакова.

— Да мне об этом никто не говорил. Чего вы меня упрекаете? — вспылил он.

— Еще вот что, — настойчиво сказал Соболев. — Тебе ведь Лучникова говорила, что актив готовим, чтобы стоящих комсомольцев в горком прислал?

— Говорила.

— Ну и что же ты?

— Не успел прислать. Да что вы, в самом деле, придираетесь. Вам хорошо в горкоме сидеть! С бумажками работаете, а не с людьми. Вы лучше смотрите, чтобы у вас такие случаи не повторялись, как с моей сестрой.

— Слушай, Федор, — Игорь сказал с особым душевным порывом, — слушай, Федор, ты ведь некрасиво, нетактично себя ведешь.

— Подумаешь! А Силин у вас тактичный? У меня тоже самолюбие есть. Вчера звонит мне по телефону: «Разлагаешь народ», — говорит.

— Правильно говорит! — твердо сказал Соболев. Он знал несколько случаев, когда комсомольцы узла вели себя грубо и нахально, еще хуже, чем их секретарь. — Чему у тебя комсомольцы учатся: как не нужно обращаться? Дисциплину ты не признаешь. Горком для тебя ничто. Смотри, останешься с одним своим самолюбием.

— У меня перед женитьбой с Эммой тоже разговор о самолюбии был, — вдруг засмеявшись и поглядывая на Рудакова, сказал Евгений. Жена его была известная в городе артистка. — Рассказать? — И, не дожидаясь ответа, он стал рассказывать: — Я ей говорю: «Женился бы я на тебе, Эммочка, да ты артистка знаменитая, не скажут про меня люди: «Вон Евгений Картавых пошел», а скажут: «Муж артистки Картавых… шествует».

— Ну, а она что? — заинтересованно спросил Соболев.

— А она говорит: «Много дураков видела, а такого вижу в первый раз. И вообще самолюбие, — говорит, — пережиток».

— Это правильно, — согласился Рудаков.

— А ты сам? — живо обратился к Федору Соболев. — Тебя поправляют, а ты щетинишься, бузотеришь. Ты же представляешь, как нам люди нужны! Ведь не хочешь же ты, чтобы у нас здесь не жизнь была, а так… застой какой-то?

— Нет, застоя не хочу, — серьезно сказал Рудаков.

* * *

Подготовка актива захватила Соболева так, что он целую неделю только и занимался с молодежью, которая проверяла организации. Были активисты, которые все перепутали, другие поверили на слово секретарям, а нашлись товарищи, которые просто не явились по вызову горкома, таких приглашали прямо на бюро.

В день актива Соболев, наверно впервые за всю неделю, вовремя пришел домой пообедать. Соболевы были женаты четыре года, но у Игоря сохранилось ощущение новизны счастья, возникшее в первый год женитьбы.

— Томусенька, милая! — сказал он жене, которая радостно бросилась ему навстречу.

Оказалось, что рисовая запеканка подгорела, потому что Тамара, не ожидая к обеду Игоря, плохо смотрела за ней. Улыбаясь, Тамара поставила на стол суфле из сливок, варенья и сухих фруктов, которое очень любил Игорь.

Вьющиеся темно-каштановые волосы Тамара сегодня заплела в две недлинные толстые косы и подняла вверх, они лежали витым кокошником, украшенные золотыми искорками выбившихся волосков. Серые глаза под широкими разлетистыми бровями иногда смотрели строго и задумчиво — она все-таки немножко сердилась на Игоря.

Игорь невольно улыбнулся, взглянув на жену. А потом, ухватившись руками за притолоку, он подтянулся на руках.

— Ой, да! Крутилин про тебя спрашивал. Жалеет, что ты ушел с завода, говорит, что уже соскучился по тебе.

Всего лишь два месяца назад, до того как Игоря, молодого коммуниста, избрали секретарем комсомольского горкома, он работал в гараже на молочном заводе, на том же самом, где работала Тамара. Посмотреть на нее, женственную и простую дома, и не подумаешь, что это всеми уважаемый молодой инженер.

— Вот как! — иронически сказал Игорь. Он не любил директора молокозавода за то, что тот был хорошим дельцом и не очень искренним, ему казалось, человеком.

— Он у нас в цехе был. Говорит: «Хочу вашего мужа повидать, узнать, как он себя чувствует теперь…»

— А я чувствую себя, представь, очень хорошо, — живо сказал Игорь. — В горкоме меня радует больше всего знаешь что? Люди прямо говорят, чего они хотят… — Игорь вдруг запнулся. Он почувствовал, что сфальшивил. Разве он уверен в правдивости Гриши Силина? А Зоя Грач? Игорь с горечью сказал: — Только бесхозяйственности, разболтанности много. С дисциплиной плохо.

— А чему ты удивляешься? — с возмущением откликнулась Тамара. — Наталья Петровна, ну посудите, чему он удивляется?

Наталья Петровна, за минуту перед этим вошедшая в комнату, ничего не сказала, только качнула головой.

— Вот у нас во дворе, — продолжала Тамара, — Перепелкиных сынишка десяти лет, а такой хулиган — ужас!

— Да… — рассеянно согласился Игорь, думая о том, что он всегда чувствовал свою ответственность за таких вот хулиганов, а теперь эта ответственность стала обязанностью.

— Тамара, скажи, ты веришь в меня? — порывисто спросил Игорь.

— В тебя каждый поверит, — убежденно ответила Тамара.

Игорь молча посмотрел на Тамару.

— Да, к тебе тут заходил этот… большой, губастый, как его? Ну, сосед. Такой. — Тамара подняла руку и показала, что сосед был очень высокого роста. — Ну, рабочий.

— Миша Корнюхин? Зачем?

— Откуда мне знать? Вот еще!

Было у Тамары к рабочему человеку неуловимое отношение, которое Игорь никак не мог понять. Тамара, комсомолка и молодой инженер, на заводе держалась с рабочими очень просто. Надо было видеть, как она хозяйски распоряжалась в цехе. Тамара гордилась многими рабочими своего цеха — хорошими производственниками, и в то же время часто можно было слышать, как Тамара отзывалась о ком-нибудь: «Обыкновенный рабочий», — так что становилось обидно за того, о ком она говорила.