Коммуналка - [16]

Шрифт
Интервал

Средь саванной, январской яркой тьмы.

«Темнота. Иду по палатам…»

Темнота. Иду по палатам.
Господи! Как трудно быть проклятым!
Иней солью стекла повызвездил…
Ветер битой форточкой выстрелил…
В кромешной темнотище — хрипло, многолюдно.
Дай вынесу за тобой. Мне не трудно.
Дай простынку поправлю. Чай, мы не чужие.
Ты, с капельницей, — спокойно лежи.
А то пойдет мимо крови лекарство
В иное царство, в чужое государство…
Возьми сухарик. Дай в кружке размочу.
Самому разгрызть не по плечу.
Читаешь?.. Не ослепни…
                  На страницу — белую парчу —
Дай карманным фонариком посвечу…
Закури чинарик, ханурик… Я тебя люблю.
Я с тобой больничный харч делю —
А ты стакан молока мне в лицо — плесь!
…Хлеб наш насущный
Даждь нам днесь.

«Родные мои… Не плачьте…»

— Родные мои…
          Не плачьте…
              Я заплачу вместе с вами…
Говорите мне — кожей, руками, бровями,
          а коль не можете, — то словами.
Говорите мне запахами, стонами… Я все пойму.
Эта речь — только сердцу.
Никогда — уму.
Говорите мне все!
          Ваши тайны выбалтывайте —
Как сжигали живые картины, выбаливайте,
Как дитя, замотавши в тряпье неопрятное,
Под крыльцо, изукрашенное инеем, прятали,
Как, распяв невесомую нежность в сарае,
Насладившись, в покаянных слезах умирали,
Как по вене шагали афганскою бритвой…
Говорите мне все… Руганью и молитвой…
Я все знаки пойму. Я все страхи запомню.
Я посмертное ваше желанье исполню.
Для того в этот мир и пришла, чтоб заполнить
Ваших рук — пустоту.
Вашу волю — исполнить.
Я такая, как вы!
Не лечите, врачи.
…Вечный бред мой — Мария,
                   а пред ней — две свечи…
И как будто Мария — Елена, я,
А две свечи — сын и мать: вся оставшаяся семья…
Говорите мне, свечи!.. Трепещите, пока
Хватит вам на безумную жизнь — фитилька.
Сколько свечек таких — в сумасшедших домах —
Где в подъездах парни бьются впотьмах,
Где крадутся девчонки пещерами тьмы…
Я такая, как вы?!
Я — такая, как МЫ.

«…Мы… А что такое — мы?..»

…Мы…
А что такое — мы?..
Обнимемся в приделе тюрьмы.
Полузгаем семячки на рынке ледяном.
Забудемся в плацкарте посконным сном.
Мы…
               …это слово рот прожжет.
Это — рельсовый стык. Это — тайный сход.
Это — генный и хромосомный код,
Над разгадкой которого сохнет народ:
Почему мы топим друг друга — мы —
В полынье тьмы
                         посреди зимы,
Почему мы любим друг друга — мы! —
Не прося ни секунды у Бога взаймы…
Трубный глас!
…Заводская сирена: репетируют Конец Света для нас.
А нас не запугаешь.
А нас не умертвишь.
В палате —
               Великая Сушь.
               Великая Тишь.
Коснусь тебя шершавой грешной рукой,
Баба в пятнах помады,
            с глазами, текущими пьяной рекой…

«Не тронь меня. Не тронь меня…»

— Не тронь меня. Не тронь меня.
Зачем мне голову обрили?
Я б волосами пол мела…
Меня в застолья приводили.
Я там снимала подлецов.
Заманивала на квартиры.
Я хохотала: “Водка вся!..
Пошлем, дружок, еще… к таксисту?..”
И пела — вольно, голосисто.
Сияла в зеркале коса.
Духи мерцали. Пахло пиром.
Потом звонили — резко — в дверь.
При мне пытали. Я кричала!
Огромный человекозверь
Рычал: “Заткни ее сначала”.
А голова моя обрита.
А мое тело в синяках.
А оно желтое, как страх,
И лишь рубашкою прикрыто.
А там все голое… А там…
Ох, не гляди… Оно живое…
А то я, как они… завою…
И вою — всю себя отдам…
Рычанье… лепет… рокот…
…Клекот
Всех птиц — над голой головой.
Ропот. Гогот. Хохот. Вой.
И с тряпкой — санитаркин топот:
— Ежели воет — значит, живой.

«Трубы завода войной гудят…»

Трубы завода войной гудят.
Лиловой сваркой два глаза глядят.
…Я работал на заводе много лет.
Оттого я такой скелет!
Масла нету — забастовка тут как тут.
Наши себя в обиду не дадут.
Дождь. На улице грязь. Под станками грязь.
Ишь, какой толстый — нами выращенный князь!
Ишь, какой жирный — нами выращенный царь…
А ну, вали от станка,
                    а ну, отсюда жарь.
Поглядеть захотелось
                     на раба своего?!
А рабы сами справляют твое, твое торжество!
А мы сами тебе рукоплещем!
                     Да ты сам — из нас!..
Ты ж за соседним станком горбился…
                     Вот тебе и раз!..
Ну, выпялился,
                      ну, вырядился, царь!..
                                Давай, отсюда вали…
Ох… О-ох… Чем это вы мне…
                                     так больно…
                                              руку прожгли…

«…Маленькая, ты не плачь…»

Парня, качаясь, девка слушала.
Затрясясь, в подушку себя обрушила.
…Маленькая, ты не плачь.
Глажу тебя по щеке.
Я не врач. Я не палач.
Не вблизи. Не вдалеке.
Матушка, да я в тебе.
Деточка, да ты во мне.
Пот соленый на губе,
На глазном Вселенском дне.
Небо — твой Молитвослов.
Воробьи повдоль стрехи.
Не отмолишь ты грехов.
Губы дурочки тихи.
Болевая немота.
Влей, сестра, аминазин.
И к подножию Креста
Так неспешно заскользим.
По сугробам звездчатым…
Ледяным котельным…
Скатертям бахромчатым
Белизны смертельной…
— …Не надо. Не надо. Не хочу. Нет.
Я не рожала его на свет!
Ну и что, в мусорном баке нашли…
Вот он голос подает… из-под земли…
Помню: раскалывал надвое боли чугунный лом.
Я пуповину обрезала кухонным бедным ножом.
Материн тулуп наспех на плечи мне упал.
Ветер во дворе достоевском орущий лоскут трепал.

Еще от автора Елена Николаевна Крюкова
Железный тюльпан

Что это — странная игрушка, магический талисман, тайное оружие?Таинственный железный цветок — это все, что осталось у молоденькой дешевой московской проститутки Аллы Сычевой в память о прекрасной и страшной ночи с суперпопулярной эстрадной дивой Любой Башкирцевой.В ту ночь Люба, давно потерявшая счет любовникам и любовницам, подобрала Аллочку в привокзальном ресторане «Парадиз», накормила и привезла к себе, в роскошную квартиру в Раменском. И, натешившись девочкой, уснула, чтобы не проснуться уже никогда.


Аргентинское танго

В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».


Русский Париж

Русские в Париже 1920–1930-х годов. Мачеха-чужбина. Поденные работы. Тоска по родине — может, уже никогда не придется ее увидеть. И — великая поэзия, бессмертная музыка. Истории любви, огненными печатями оттиснутые на летописном пергаменте века. Художники и политики. Генералы, ставшие таксистами. Княгини, ставшие модистками. А с востока тучей надвигается Вторая мировая война. Роман Елены Крюковой о русской эмиграции во Франции одновременно символичен и реалистичен. За вымышленными именами угадывается подлинность судеб.


Врата смерти

Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.


Красная луна

Ультраправое движение на планете — не только русский экстрим. Но в России оно может принять непредсказуемые формы.Перед нами жесткая и ярко-жестокая фантасмагория, где бритые парни-скинхеды и богатые олигархи, новые мафиози и попы-расстриги, политические вожди и светские кокотки — персонажи огромной фрески, имя которой — ВРЕМЯ.Три брата, рожденные когда-то в советском концлагере, вырастают порознь: магнат Ефим, ультраправый Игорь (Ингвар Хайдер) и урод, «Гуинплен нашего времени» Чек.Суждена ли братьям встреча? Узнают ли они друг друга когда-нибудь?Суровый быт скинхедов в Подвале контрастирует с изысканным миром богачей, занимающихся сумасшедшим криминалом.


Тибетское Евангелие

На рынке в южном городе мальчик по имени Исса встречает купцов. Купцы с караваном путешествуют по Азии. Они берут с собой в далекий путь отрока: мальчику хочется увидеть дальние страны. Два тысячелетия спустя в морозной таежной Сибири, в Иркутске, живет человек. Он уже стар, прошел афганскую войну. Врачи говорят ему, что он проживет недолго. И он решает совершить последнее паломничество к озеру детства — к нежно любимому Байкалу. Незадолго до ухода из дома старик побывал на органном концерте. Музыка, что играла молодая органистка, перевернула ему душу.