Коммуналка - [17]

Шрифт
Интервал

Дождь — оболгали.
                Снег — засудили…
                      Хоть с ветром — не делайте ничего!
Я никогда! Не рожала его!
(Шепотом). Нянечка… хлороформу дай…
И я пойду… туда, за ним… прямо в Рай…
…Вдохни. Наркоз я распылю.
Но сладкий сон — увы, на время.
Как чисто я тебя люблю —
Тебя, в грязь скинувшую бремя.
Раскрой во сне галчиный рот.
Твоей Пьеты страшнее нету.
Но как продолжится твой род,
И кто пойдет гулять по свету?
Ты спишь. Уста твои теплы.
Наркоз силен. Но явь сильнее.
Ребенок твой летит из мглы
За яркой свечкою… за нею…

«Какая жизнь у нас пошла…»

Какая жизнь у нас пошла
По новой отворяют храмы
Портрет казненного из рамы —
Над бурей моего стола
Как перелетно полетели
Раздумья о снегах пути
Где нам отцы в вагонах пели
Пред тем как навсегда сойти
Какая жизнь     Какие бабы
Идут по улицам в мехах
Одну из них сейчас хотя бы
Раздеть
            да это ж просто страх
Все закордонные наряды
Помады снятся наяву
А рядом — жесткий высверк взгляда
Воробышка из ПТУ
А матерь голову ломает
Во что детей зимой одеть
И в магазине высыпает
В ладонь коричневую медь
И глазом цепким все считает
Мы рождены чтоб есть и пить
Все ж ей копейки не хватает
Чтоб золотую снедь купить
А рядом — пляшут у киоска
Газеты рвут из грубых рук
Ах переделка переноска
И перекос и перестук
Переработка перегрузка
Лети дави дыми спеши
Идет усушка и утруска
Больной безбожием души
Качалась просмоленной лодкой
Но где-то ребра дали течь
И нету водки и селедки
Чтобы веселье уберечь
Что вырублено топором
Пером веселым
                  не напишешь
Страна ты сумасшедший дом
Но крики ты свои не слышишь

БЕС

Из песни не выкинешь слова. В снегу — отпечатками шин —
По зимнему городу — снова — мой мертвый, мой младшенький сын.
Мы в сад его детский водили: на край подгорелой земли.
Его там стеклом накормили: зачем — в пироге запекли?
Я так с корешами забылся — казалась бутылкой звезда.
И разум во мне помутился. И встали внутри холода.
Тогда я старшого закутал в повыцветший материн плед,
И с ним из окошка в остуду шагнул я под фары планет.
И только мы в небо ступили — нас бесы как взяли в кольцо!
И понял я: нас не любили — привычно плевали в лицо
Старухи, в метро помертвелой, в поющего рок пацана,
В калечное юное тело, где в корчах бугрится война,
В румяную, у “Метрополя”, девчонку, что вышла на съем,
И в белое снежное поле в гудящем молчанье немом…
И понял я: больше не будет ни ругани, ни автобаз,
А будут любимые люди ночами молиться за нас!
А будут веселые бесы меня и моих сыновей
Кружить над полями и лесом, над призрачным миром людей!
Над острой рекой ледяною, что режет ржаной, земляной!..
…Над бедной моею женою, что рядом лежит за стеной.

«…Руки складываю лодкою…»

…Руки складываю лодкою.
Пересохшими — твержу:
Дай Бог сил остаться кроткою,
Коль ключицею — к ножу…
Бедные! По жизни мечемся!
Как мороженым в метро
Обжигаем губы медные,
Нищей родинки тавро!
Как детей своих голубим мы
Раз на дню, а то и два!
Как ночьми друг друга любим мы,
Наспех вытрепав слова…
Как бежим, не слыша музыки,
Грея мятую деньгу,
Мысля так:
              …имею мужество…
Мысля так:
              …еще смогу…

«Друзья по палате — Витька немой…»

Друзья по палате — Витька немой,
Курящая травы Манита!
Куда мы попали?.. Должно, домой…
Супы дают из корыта…
Куда мы попали? —
                Вот в этот мир,
Где зарево — за решеткой,
Где на вокзале лежит меж людьми
Убитый подросток кроткий?..
Друзья мои… вот и шприцы несут,
А следом — клейкую кашу…
И нас от жизни уже не спасут,
Не обнесут сей чашей.
Друзья мои… звери… птицы мои…
Огарки… лучины… свечи…
Схожу с ума от чистой любви.
…Неужто меня — излечат?!

СТАРУХА В КРАСНОМ ХАЛАТЕ. ПАЛАТА РЕМИССИИ

Глаза ее запали.
Рука ее худа —
На рваном одеяле —
Костистая звезда.
Бессмертная старуха!
Напялишь ты стократ —
И в войны, и в разруху —
Кровавый свой халат.
Над выдохами пьяни,
Над шприцами сестер —
Ты — Анною Маньяни —
Горишь, седой костер.
Ты в жизни все видала.
Жесть миски губы жжет.
Мышиным одеялом
Согреешь свой живот.
Ты знаешь все морозы.
Ты на досках спала,
Где застывали слезы,
Душа — торосом шла.
Где плыли пальцы гноем.
Где выбит на щеках
Киркою ледяною
Покорный рабий страх…
О, не ожесточайся!
Тебя уж не убьют —
Остылым светит чаем
Последний твой приют.
Так в процедурной вколют
Забвенье в сгиб руки —
Опять приснится поле,
Где жар и васильки…
И ты в халате красном,
Суглоба и страшна —
О как же ты прекрасна
И как же ты сильна
На том больничном пире,
Где лязганье зубов,
В больном безумном мире,
Где ты одна — любовь —
Мосластая старуха
С лицом, как головня,
Чья прядь за мертвым ухом
Жжет языком огня,
Чей взор, тяжел и светел,
Проходит сквозь людей,
Как выстрелами — ветер
По спинам площадей!
Прости меня, родная,
Что я живу, дышу,
Что ужаса не знаю,
Пощады не прошу,
Что не тугую кашу
В палате душной ем,
Что мир еще не страшен,
Что ты одна совсем.

«…Куда мы премся, милые…»

…Куда мы премся, милые,
Огромною толпой?
Что будет за могилою —
Побудка и отбой?
Куда идем мы, родные?
А там, куда идем,
Веселые, голодные,
Под снегом и дождем, —
И плясуны площадные,
И сварщики ракет,
И судьи, беспощадные,
Когда пощады нет,
Чугунные военные
И мастера сапог,
И черною Вселенною
Идущий грозно Бог, —
Там полыхает сводами,
Там чахнет под замком
Над новыми народами

Еще от автора Елена Николаевна Крюкова
Железный тюльпан

Что это — странная игрушка, магический талисман, тайное оружие?Таинственный железный цветок — это все, что осталось у молоденькой дешевой московской проститутки Аллы Сычевой в память о прекрасной и страшной ночи с суперпопулярной эстрадной дивой Любой Башкирцевой.В ту ночь Люба, давно потерявшая счет любовникам и любовницам, подобрала Аллочку в привокзальном ресторане «Парадиз», накормила и привезла к себе, в роскошную квартиру в Раменском. И, натешившись девочкой, уснула, чтобы не проснуться уже никогда.


Аргентинское танго

В танце можно станцевать жизнь.Особенно если танцовщица — пламенная испанка.У ног Марии Виторес весь мир. Иван Метелица, ее партнер, без ума от нее.Но у жизни, как и у славы, есть темная сторона.В блистательный танец Двоих, как вихрь, врывается Третий — наемный убийца, который покорил сердце современной Кармен.А за ними, ослепленными друг другом, стоит Тот, кто считает себя хозяином их судеб.Загадочная смерть Марии в последней в ее жизни сарабанде ярка, как брошенная на сцену ослепительно-красная роза.Кто узнает тайну красавицы испанки? О чем ее последний трагический танец сказал публике, людям — без слов? Язык танца непереводим, его магия непобедима…Слепяще-яркий, вызывающе-дерзкий текст, в котором сочетается несочетаемое — жесткий экшн и пронзительная лирика, народный испанский колорит и кадры современной, опасно-непредсказуемой Москвы, стремительная смена городов, столиц, аэропортов — и почти священный, на грани жизни и смерти, Эрос; но главное здесь — стихия народного испанского стиля фламенко, стихия страстного, как безоглядная любовь, ТАНЦА, основного символа знака книги — римейка бессмертного сюжета «Кармен».


Русский Париж

Русские в Париже 1920–1930-х годов. Мачеха-чужбина. Поденные работы. Тоска по родине — может, уже никогда не придется ее увидеть. И — великая поэзия, бессмертная музыка. Истории любви, огненными печатями оттиснутые на летописном пергаменте века. Художники и политики. Генералы, ставшие таксистами. Княгини, ставшие модистками. А с востока тучей надвигается Вторая мировая война. Роман Елены Крюковой о русской эмиграции во Франции одновременно символичен и реалистичен. За вымышленными именами угадывается подлинность судеб.


Врата смерти

Название романа Елены Крюковой совпадает с названием признанного шедевра знаменитого итальянского скульптора ХХ века Джакомо Манцу (1908–1991), которому и посвящен роман, — «Вратами смерти» для собора Св. Петра в Риме (10 сцен-рельефов для одной из дверей храма, через которые обычно выходили похоронные процессии). Роман «Врата смерти» также состоит из рассказов-рельефов, объединенных одной темой — темой ухода, смерти.


Красная луна

Ультраправое движение на планете — не только русский экстрим. Но в России оно может принять непредсказуемые формы.Перед нами жесткая и ярко-жестокая фантасмагория, где бритые парни-скинхеды и богатые олигархи, новые мафиози и попы-расстриги, политические вожди и светские кокотки — персонажи огромной фрески, имя которой — ВРЕМЯ.Три брата, рожденные когда-то в советском концлагере, вырастают порознь: магнат Ефим, ультраправый Игорь (Ингвар Хайдер) и урод, «Гуинплен нашего времени» Чек.Суждена ли братьям встреча? Узнают ли они друг друга когда-нибудь?Суровый быт скинхедов в Подвале контрастирует с изысканным миром богачей, занимающихся сумасшедшим криминалом.


Тибетское Евангелие

На рынке в южном городе мальчик по имени Исса встречает купцов. Купцы с караваном путешествуют по Азии. Они берут с собой в далекий путь отрока: мальчику хочется увидеть дальние страны. Два тысячелетия спустя в морозной таежной Сибири, в Иркутске, живет человек. Он уже стар, прошел афганскую войну. Врачи говорят ему, что он проживет недолго. И он решает совершить последнее паломничество к озеру детства — к нежно любимому Байкалу. Незадолго до ухода из дома старик побывал на органном концерте. Музыка, что играла молодая органистка, перевернула ему душу.