Комедии - [53]

А я не мог бы увлечься женщиной, которая оказывает такое внимание французу.

Арчер. Увы, сударь, на безрыбье и рак рыба! Она ведь это не от хорошей жизни. Может, у нее муж негодяй и ею руководит скорее жажда мести, чем любовь. Право, я столь высокого мнения и о ней и о себе, что, думаю, мы с ней поладим. Ведь, к чести наших женщин и нас самих, они видят в своих мужьях нечто вроде Великой хартии вольностей[72]. Если я правильно понял всю историю с заговором, моя задача — оставить этого французика в дураках. Вот идет этот поп. Спрячусь где-нибудь поблизости. (Уходит.)

Входит Фуагар.

Фуагар. Да благошловит вас господь, благородный господин!

Эймуэлл. Ваш покорный слуга, сударь. Могу я поинтересоваться, как вас зовут, святой отец?

Фуагар. Меня-то? Меня — Фуагаром.

Эймуэлл. Фуагар! Прекрасное имя для священника! Позвольте вас спросить, отец Фуагар, бывали вы в Ирландии?

Фуагар. В Ирландии? Что ты, милок! Да я первый раз шлышу про эту Ирландию! Там, говорят, не ушпеет человек возмужать, его сразу хвать — и в тюрьму.

Эймуэлл. А иной раз и тех, кто успел состариться, вот таких, как ты. (Кладет ему руку на плечо.) Сударь, я вас арестую как изменника родины! Вы — английский подданный, а утром вы предъявили мне удостоверение французского полкового священника. По нашим законам это карается смертью. Боюсь, как бы вашему преподобию не пришлось болтаться на виселице.

Фуагар. Клянуш шпашением, чудные вещи вы говорите, ваше благородие! Патер Фуагар — и вдруг английский подданный! Сын брюшельского бургомистра — и вдруг английский подданный! И во… вобше…

Эймуэлл. Ах ты пугало ирландское! Да тебя за один акцент могут засудить!

Фуагар. А у тебя, милок, только и доказательств, что мой акцент?

Эймуэлл. Этого достаточно.

Фуагар. Нет, милок, не достатошно. Я вот возьму и перестану говорить по-английски.

Эймуэлл. А у меня ведь есть и другие доказательства. Эй, Мартин!

Входит Арчер.

Знаете вы этого человека?

Арчер (с сильным ирландским акцентом). Здраштвуйте, мой родной кужен! Как здоровьице, милок?

Фуагар (в сторону). Клянуш шпашением, мой шоотечештвенник. Его акцент доведет меня до петли! Mynheer, Ick wet neat watt hey zacht, Ick universion ewe neat, sacrament![73]

Эймуэлл. На каком бы вы языке ни заговорили, сударь, это вам не поможет. Вот человек, который готов присягнуть, что знает вас в лицо.

Фуагар. Да что у меня, лицо тоже ш акцентом, что ли?

Арчер. Уж так и есть, милок, клянуш шпашением души! Или вы меня не признаете, нужен Макшин?

Фуагар (в сторону). Макшин! Швятой Патрик, меня и впрямь так зовут!

Эймуэлл (тихо, Арчеру). Кажется, Арчер, ты угадал.

Фуагар. Это откуда же вы мне штали куженом, черт ваш побери, милок?!

Арчер. Это ваш черт побери, милок! Нешто вы жабыли, что мы ш вами училиш в одной школе, а еще шын вашей кормилицы был мужем шештры моей няньки. Вот и выходит, что мы ирланжские кужены, милок.

Фуагар. Тоже родштво, нечего шказать! А в какой мы школе училиш, милок?

Арчер. Постой… да, вшпомнил! В Типерери.

Фуагар. Ну нет, милок, в Килкенни.

Эймуэлл. Чего ж вам еще — он сам признался. Придется, видно, тащить вас к судье, сударь!

Арчер. А он посадит вас в тюрьму. На ближайшей сессии вас засудят, потом на виселицу — и в чистилище!

Фуагар. А ваш тоже, кужен?

Арчер. Нет, только ваш, кузен. Выкладывайте лучше, какие у вас секреты с мисс Джипси! Одно из двух, сударь, — виселица или чистосердечное признание. Выбирайте!

Фуагар. Еще чего! Клянуш шпашением души, терпеть не могу вишелиц! У наш от нее вше поумирали! Так шлушайте, жентлемены! Мишиш Шаллен будет бешедовать с графом ношью у шебя в шпальне. Шо тут плохого, милок? Я шам его туды провожу.

Арчер. Так я и думал! А граф-то об этом знает?

Фуагар. Нет, я ему ишо не сказал.

Арчер. Вот и отлично! Вместо графа вы проводите в спальню меня, святой отец.

Фуагар. Как! Моего кужена — к леди! Клянуш шпашением души, шлишком дорогая цена за ирланжский акцент!

Арчер. Вы что, святой отец, забыли, что у вас на шее петля? Только пискните, и мы ее живо затянем. А коли все пойдет хорошо, у нас денька через два найдется для вас другая работа.

Эймуэлл. Сюда идут. Пойдемте ко мне в комнату и там все обсудим.

Арчер. Пойдем же, кужен, пойдем, милок! (Уходят.)

Входят Боннифейс, Хаунслоу и Бегшот.

В противоположную дверь входит Джибит.

Джибит. Славная ночка для нашего предприятия, джентльмены!

Хаунслоу. Темно, как в преисподней.

Бегшот. И ветер дует чертовски. Боннифейс показал, в какое нам влезть окно. Говорит, серебро в гостиной, в буфете.

Боннифейс. Вот именно, мистер Бегшот, — все как есть — и ножи, и вилки, и ложки, и чашки, и плошки, и бокалы, и даже кружки. Одна кружка такая, что, как говорится, с меня почти ростом. Ее подарила сквайру крестная матушка. А пахнет эта кружка мускатным орехом и сухарями, ну прямо ост-индский корабль.

Хаунслоу. Значит, на две группы мы разделяемся на лестничной площадке?

Боннифейс. Точно, мистер Хаунслоу. По ту сторону галереи почивает миледи Баунтифул с дочкой, а по эту — миссис Саллен. А что до сквайра, так он…

Джибит. О нем можно не беспокоиться, я его так накачал, что он уже своих не узнает. А с ним два таких прощелыги, что мне, право же, стыдно было сидеть в их обществе.