Колючий мед - [79]

* * *

Они отправились на велосипедах в мастерскую сразу после завтрака. В воздухе под матово-голубым небом растекалась приятная прохлада. Вчера вечером, вернувшись в свою комнату, Вероника почти не спала. Губы все еще ныли от поцелуев. Слава Богу, дальше дело не пошло. Незадолго до полуночи он встал, попрощался с Вероникой, поцеловав в шею, и отворил перед ней дверь в коридор. Потом она долго лежала в темноте, слушая в одиночестве жужжание пчел в стенах. Вероника снова и снова переживала случившееся, перебирала воспоминания, сохраненные ее телом, ее кожей. Она все еще могла ощутить его язык и руки, скользившие по пояснице.

Сглотнув, Вероника взглянула на Бу, который крутил педалями чуть впереди. По обе стороны дороги простирались поля с недавно сжатой рожью. Остовы колосьев напоминали нити из коврика в комнате Бу. Сейчас все так или иначе напоминало ей о нем и о том, что с ним связано. Вероника видела жемчужные капельки пота, проступившие на его загорелой шее. Спина согнулась над рулем, словно надутый ветром парус. Бу обернулся.

– Шпионишь за мной? – спросил он с улыбкой.

– Немного, – отпустив руль, она подняла руки в воздух. Гравий скрипел под резиновыми шинами велосипеда.

– Я тоже так могу! – Он отпустил руль и, пошатываясь, преодолел несколько метров пути, пока гравийное покрытие не стало волнистым, как стиральная доска, так что удерживать баланс стало трудно. Догнав его, Вероника поехала рядом, и они взялись за руки.

– Вот, мы у цели. – Кивнув в сторону канавы, он притормозил. – Мы оставим велосипеды здесь и остаток пути пройдем по пастбищу.

– А быков здесь нет?

– Нет, только милые овечки. – Бу повернул рули велосипедов друг к другу и прислонил к сложенному из камней забору. Потом жестом пригласил ее идти вперед по еле заметной тропе в глубь выгона.

Животные протоптали здесь узенькую тропку. Вероника обычно старалась по лугам не ходить. Однажды, еще в детстве, она заблудилась в лабиринте пастбищ, огороженных каменными россыпями, и пробродила там несколько часов. Выйдя в конце концов на дорогу, девочка испытала настоящую истерику.

Стояла оглушающая жара, сопровождаемая полным безветрием. То там, то здесь над их головами проплывали аккуратные кроны деревьев. Отовсюду слышалось жужжание мошкары.

– Мы идем вон туда, видишь? – Бу указал на небольшой домик белого камня с обветшалой крышей. Вокруг росла высокая трава. У торца дома стояла треснувшая бочка для дождевой воды, вокруг которой торчали длинные стебли поникшего розового клевера. Чуть поодаль в зарослях крапивы виднелась туалетная будка.

Бу уверенными шагами пересек заросли травы. С фасада дом ничем не отличался от других, а вот с внутренней стороны взору открывалась застекленная стена мастерской, собранная из разномастных окон.

– Дверь открыта. Можно заходить. – Он кивнул в сторону входа.

Вероника отодвинула засов. В мастерской было прохладно и пахло, как в земляном погребе. К воздуху примешивались запахи скипидара и мела. Она никогда раньше не бывала внутри художественной мастерской. Подобная атмосфера запомнилась ей по школьному залу рисования, но там разрешалось касаться только строго определенных красок и кистей. По мнению ее безнадежно скучного учителя рисования по имени Арне, самым важным было научиться передавать перспективу с помощью трудного в использовании циркуля. Вероника ненавидела этот процесс, и правильно изобразить перспективу у нее не получалось.

Здесь все необходимое лежало под рукой на вытянутых вдоль стен длинных полках: тюбики с краской, большие палитры, кисти разной толщины, маленькие баночки с непонятным содержимым и странные инструменты. У окна стоял запачканный красками мольберт, на нем – белый холст. У другой торцевой стены располагалась кушетка – на таких обычно на картинах лежат обнаженные женщины. А какой там был свет! Прозрачный, как масло на раскаленной сковороде, медово-желтый и мягкий. Вероника ощутила благоговение. На секунду ей захотелось остаться здесь одной – походить вокруг и потрогать в тишине и покое все эти удивительные вещи. Понюхать краски. Попробовать кисти.

– Это – твое творение?

Она подошла к столу, где стояла покрытая золотой краской модель. Она представляла собой куб, затейливо опирающийся на перевернутую пирамиду, которая балансирует на вершине. Скульптура стояла на четырехугольном, окрашенном в серый цвет постаменте.

Бу встал за Вероникой, слегка касаясь рукой ее талии.

– Именно. Только вот ведь проклятие: ее оказалось намного сложнее изобразить в натуральную величину. Вон там результат моей последней попытки.

Он подошел к скамейке, на которой лежал бесформенный комок глины, обернутый бумажными полосками. Бу осторожно размотал их, словно это были медицинские повязки. Взглянув на чувственные руки Бу, увидев, как нежно он обращается со своим творением, Веронике захотелось оказаться на месте этого комка глины.

– Это нижняя часть куба. Части скульптуры необходимо обжигать поэтапно, чтобы они не потрескались, но в печи они все по-разному сжимаются в размерах, и их трудно потом собрать воедино. Хуго должен был помочь мне, но в последние дни он очень занят. Позавчера к нему приехал старый приятель, которого он давно не видел, и они отмечали встречу. Мне не хотелось его беспокоить.