Колючий мед - [77]

– Почему?

– После обжига в печи все выглядит по-другому. Где пирамида, где куб – не разберешь. Одно месиво выходит. Сегодня я приехал туда на велосипеде и битый час просидел, уставившись в одну точку, а потом вернулся обратно. И кстати, сама идея мне разонравилась.

– А что с ней не так?

– Теперь она кажется мне фальшивой и застывшей. – Бу пожал плечами.

– Может, стоит переключиться на что-нибудь другое, чтобы вернуть свежесть восприятия? Забыть на несколько дней о проекте, порисовать или еще чем-нибудь заняться?

– Возможно, – он задумчиво кивнул в знак согласия. – С тобой классно разговаривать. Ты – не кокетка, которая думает только о своей внешности.

– Я знаю, что не так красива, как Франси, если ты об этом. – Вероника начала сердиться.

– Нет, я не об этом.

Бу ставит стакан на стол. Потом встает, осторожно берет ее за запястье и, не проронив ни слова, подводит к зеркалу.

– Ты только посмотри на себя! В тебе есть что-то особенное, я только не могу уловить, что именно. У тебя, похоже, есть свое мнение по разным вопросам, а еще – ты держишься естественно. И ты очень мила, хотя, может быть, это заметно мне одному? – Он при-обнимает ее за талию.

Вероника задумалась, слышит ли он, как бьется ее сердце. Так обычно пишут в книгах: «Он чувствовал, как бьется ее сердце». Но Бу ничего не говорит и в конце концов просто убирает руку.

– Ну так как, поедешь со мной завтра?

– Поеду, – Вероника кивает, сглотнув.

– Хорошо, тогда мы станем коллегами!

Бу взъерошил ей волосы. Вероника поникла. Да, наверное, так он ее и воспринимает: как приятельницу, с которой можно провести время в отсутствие другой молодежи. Ну, если не считать Франси, которая вечно занята собой. Сегодня она умотала на велосипеде к старому знакомому играть в «бинго».

– Прошу прощения, удобного кресла предложить не могу, но можем и здесь присесть.

Бу садится на край кровати и, хлопнув ладонью рядом с собой, приглашает ее присоединиться. Вероника стесняется. Постель небрежно заправлена. Из-под покрывала торчит простыня. В конце концов она все-таки присаживается на кровать чуть поодаль от него, продолжая потягивать виски.

– Вы вдвоем с мамой живете или у тебя есть братья-сестры?

– Нет, нас двое.

– А чем твоя мать занимается в зимний период, ведь это заведение открыто только летом?

– Она подрабатывает в отеле «Савой» в Мальмё и еще шьет на дому. Это она сшила, – Вероника чуть приподнимает кончик подола юбки. Протянув руку, Бу пробует ткань на ощупь. От легкого прикосновения к коже по ее телу проходит дрожь.

– Элегантно. И ткань красивая. Очень идет тебе. А помнишь, как ты пыталась стащить мою кожаную куртку в первый вечер? – Он улыбается.

– Я не пыталась стащить ее, только примерить хотела. – Вероника смеется.

– Да-да, считай – одно и то же. – Бу прислоняется к стене, подставив руки под голову. – Кстати, я нашел картину в шкафу. Она стояла в самой глубине.

Поднявшись, Бу открывает маленькую, запертую на крючок дверцу шкафа.

Вероника откинулась на спинку кровати. От алкоголя по всему телу разливается приятная тяжесть. Давно не чувствовала она себя такой расслабленной, тем более в присутствии другого человека. Да еще парня! Юноши.

– Вот она – мне показалось, неплохо написано. – Бу переворачивает холст к ней лицом. Вероника резко выпрямляется – от спокойствия не осталось и следа. Сердце делает сальто в груди. Картину она не видела с детства, но сразу узнала. На ней изображены шторм на море и маленькая, захлестываемая волнами лодка. Небо нарисовано широкими зловещими мазками красных и фиолетовых тонов. Это одна из ранних работ ее отца, висевшая раньше без рамы в прихожей их городской квартиры. После его смерти картину заменило светлое полотно с двумя милыми толстощекими детьми, играющими у калитки. С тех пор о картине Вероника не вспоминала. Теперь морской пейзаж привел ее в панику.

– Она была вся в пыли. Я подумал: в ней есть что-то оригинальное, почему бы вам не повесить ее там, внизу. Интерьеру вашей столовой немного серьезности не повредит. – Обернувшись, Бу смотрит на Веронику.

В горле пересохло.

– Я не знаю, но она темновата. Постояльцы такое не любят. – Вероника нервно сглатывает.

– Разве? Меня, наоборот, вгоняют в депрессию висящие кругом бессмысленные мотивы веселеньких тонов. Будто право на существование имеет только проклятая жизнерадостность. – Бу осторожно проводит ладонью по раме.

– Но ведь эта лодка через секунду утонет. Зачем заставлять людей смотреть на такое? – Голос Вероники прозвучал резче, чем она хотела.

– Ты уверена? Ведь она же плывет, несмотря на свои размеры. – Наклонив голову набок, Бу держит картину перед собой. – Я думаю, нужно обладать большой силой воли, чтобы в шторм не сбиться с пути, бороться, стремиться к цели на том дальнем берегу, даже если не уверен, есть ли к чему стремиться. Несмотря ни на что, темные морские воды несут лодку вперед. Толщи воды выталкивают ее, не давая утонуть. Разве это не вселяет надежду? По крайней мере, я так считаю. – Бу тянется к стоящей на столе пепельнице.

– Не слишком ли это – заставлять других лицезреть твои душевные муки? – Вероника почувствовала, как краска заливает шею.