Колючий мед - [73]

– И вы встретились в 1955 году? – уточняю я.

– Я вроде об этом уже говорила?

– Чем вы занимались, когда сбежали в Гётеборг?

– Все-то тебе расскажи.

Она покачивает головой, не поднимая взгляда.

– Да, по-разному бывало. Чем только не занимались.

– Ну, например, – настаиваю я.

– Бу рисовал, естественно, он же должен был закончить свою школу. Я работала некоторое время в салоне духов.

– А где вы жили?

– Ты задаешь слишком много вопросов.

– Я любопытная.

– Да, спасибо за уточнение, я заметила.

Вероника кладет кроссворд на одеяло.

– Мы жили на чердаке. Туда вела узкая лестница, лифта не было. Мы сняли его уже с мебелью, и диван у нас был самый неудобный в мире. Старые пружины выпирали из поролона, и приходилось выбрать, куда сесть, – так и сидели по разные стороны. Сквозь всю комнату проходила опорная балка, и места оставалось очень мало. Окошко было занавешено простым белым тюлем. Воду приносили со двора, но больше нам ничего не требовалось. Что, в сущности, человеку нужно? К чему все имущество? Оно только порабощает.

– А что случилось потом? – спрашиваю я. – Почему все закончилось?

Вероника пожимает плечами.

– Сложно все это. Разные были причины.

– После того, как вы расстались, неужели он больше никогда не общался с вами?

– Он отправил мне открытку, но я нашла ее лишь много лет спустя. У нас целая стена в пансионате была увешана открытками. Люди присылали благодарности отовсюду – и издалека, и из соседних городов, – с некоторыми постояльцами мать переписывалась круглый год. Открытка затерялась в этой массе корреспонденции. На ней был Посейдон с фонтаном и надпись: «Привет из Гётеборга».

Вероника устремила взгляд в окно.

– Я нашла эту карточку, когда мы с Уно освобождали здание пансионата, продав права аренды, но к тому моменту мы не общались с Бу уже больше пятнадцати лет. Я не знаю, кто прикрепил ее среди открыток от благодарных постояльцев. Может быть, Сэльве, работавший у нас помощником. Он не заметил, что карточка адресована лично мне. Она так и висела на стене все эти годы, а я об этом не подозревала.

– О чем он писал?

– Что думает обо мне, что не забыл. У него был очень красивый почерк. Немного женственный.

Вероника вздыхает и потирает виски.

– Кстати, как ты сама себя чувствуешь? У тебя сегодня немного усталый вид.

– Плохо спала ночью, – признаюсь я.

– Были причины?

Обрываю заусенец с указательного пальца так, что тот начинает кровоточить.

– Это длинная история.

– Мне торопиться некуда.

Сцепив руки в замок, Вероника терпеливо кладет их поверх кроссворда. С мягким валиком под спиной она похожа на выздоравливающую королеву на троне.

Расправив плечи, беру разбег:

– У меня был тяжелый год. Можно даже сказать, чертовски тяжелый.

– Из-за чего, что произошло?

– Два года назад я развелась. С моим бывшим мужем мы прожили больше двадцати лет, но потом я встретила человека, в которого влюбилась до безумия. Мой брак закончился, а девять месяцев назад расстроились отношения с новым мужчиной. И теперь у него будет ребенок.

Вероника бросает взгляд на мой живот:

– Но не от тебя?

– Нет, от прежней девушки, которая была у него до меня. Они на самом деле не планировали, просто так случилось. – Стараюсь не смотреть ей в глаза.

– Ребенок уже родился?

– Нет, но это случится со дня на день.

– О Господи!

Вероника поднимает брови.

– Да, знаю, – говорю я.

– И ты чувствуешь себя одинокой и брошенной?

Киваю в ответ:

– Сейчас я вела бы себя совсем по-другому. Я так во многом раскаиваюсь. Если бы я только лучше понимала тогда.

– Что, например?

– Думаю, не надо было так сильно пытаться изменить его. Он – человек богемного склада, более небрежный, чем я. Спонтанный.

– Очень спонтанный, если другую пассию обрюхатил. – Вероника кивает в подтверждение своих слов. – Задним числом все умны, но ты ведь сделала все, что могла? Мне трудно представить иное. У него есть другие дети?

– Нет.

– То есть это его первый ребенок?

– Да.

– А у тебя уже есть дети?

– Сын двенадцати лет, Оскар.

– Так позволь и ему ощутить эту радость. Будь благодарна за те мгновения, что вы прожили вместе, их у вас никто не отнимет.

Она протягивает руку за бумажным носовым платком и высмаркивается, без тени грусти.

– Но мы любили друг друга, – протестую я. – Я все еще люблю его.

– Твоей любви не всегда бывает достаточно. Когда вы виделись с ним в последний раз?

– Девять месяцев назад, когда он сообщил о беременности подруги.

– Тебе, наверное, стоило бы связаться с ним. И поздравить, как хорошего друга, с рождением ребенка. Так ты по крайней мере сохранишь его в своей жизни. Ведь никто не знает, что в будущем случится. Во всяком случае, он жив и здоров. Не умер. У тебя есть братья или сестры?

– Двое, – отвечаю я.

– А друзья?

– Друзей много.

– А с деньгами как? Концы с концами сводишь?

– Пока да.

– Вот видишь, как много у тебя есть. К тому же ты молода.

– Не то чтобы очень. Мне сорок три.

– Ну, если ты считаешь себя старой, о чем мне тогда говорить? – Вероника укоризненно смотрит на меня.

– Ну ладно, я еще не очень стара, – соглашаюсь я.

– Не забывай о том, что имеешь, и не слишком часто жалей о том, чего нет. Раскаяние пользы не приносит.

Она тянется к столу за чашкой с кофе, а другой рукой щупает торчащий из пакета пиджак от костюма.