Колючий мед - [72]
В период своей успешности я могла тратить головокружительные суммы на богемные, люксовые вещи, создававшие правильный непритязательный образ. Конечно, это было чистой воды жульничеством. На самом деле я очень тщательно работала над своим внешним видом. Перед каждым событием – будь то лекция или мероприятие, где я выступала в качестве ведущего, – я обычно покупала что-нибудь новенькое, ходила к парикмахеру и старательно накладывала макияж. После этого я могла авторитетно заявить со сцены: «Дорогие женщины! Будьте самими собой – вы и так хороши!» Или: «Рискните не брить ноги!» «Не бойтесь естественного старения!» Господи, как нелегко быть человеком.
Прежде чем налить себе чашку кофе и снова сесть с альбомом на диван, осторожно складываю костюм и убираю его в пакет. На одном из разворотов, в самом конце, есть фотография Вероники в брюках и английском шерстяном пальто с поднятым воротником. Снимок сделан внутри помещения – свет серый и какой-то пыльный. Вероника смотрит в камеру и поднимает этажерку. «Осенняя уборка пансионата» – гласит подпись. То есть там уже успела наступить осень. Может, они с Бу приехали домой, чтобы помочь закрыть сезон? Может, это он ее фотографирует? Это я себе вообразила, что их выгнали из дома, как преступников. Наверное, из-за самого слова: сбежали. Оно дышит приключениями и девичьими романами, но, вполне возможно, Вероника слегка преувеличивает. И на самом деле Бу был идеальным зятем, помогавшим консервировать на зиму водопровод, косить траву или что там еще полагалось делать в те времена, чтобы угодить теще. На следующей фотографии изображена полная женщина в широком пальто и берете. Под ней написано: «Сигне консервирует кухню». Мне кажется, я чувствую запах шерсти и приближающихся осенних холодов. Следом идут фотографии пейзажей, но выглядят они совсем не так, как снимки природы того времени. Нет ни солнца, ни красивых видов. Вместо этого – пустая скамейка в бледном осеннем свете. Потом – побеленный каменный домик на заросшем лугу. Кругом – опавшие листья. Петляющая лесная дорога с голыми деревьями по обе стороны. Последняя фотография альбома снята в Рождество. Под ней аккуратно выведено: «Рождество 1955 года». Вероника сидит, вжавшись в диван, руки застыли, сцепленные на коленях. Она выглядит исхудавшей и бледной. В отличие от всех других на снимке, девочка не смотрит в камеру, ее взгляд устремлен в окно. На переднем плане – Сигне и еще две женщины.
Одна из них, наверное, мама Вероники. Мужчин рядом не видно. Я всматриваюсь в фотографию, пытаясь стереть невидимую границу, которую время прочертило между мной и этой девочкой. Теперь я вижу, что она немного похожа на меня – такое же худое лицо и прямые русые волосы. Девочка на давнишнем празднике, который, по идее, должен быть уютным и по-домашнему приятным. Но, судя по всему, ее мысли далеки от торжества.
Когда я наконец добираюсь до больницы прямо перед окончанием времени приема посетителей, Вероника встречает меня, сидя в кровати, подпертая подушками, с чашкой кофе и бутербродом в руке. Распаковав вещи, принесенные из квартиры, сажусь, вся взмокшая после долгой поездки на велосипеде.
– Вот, – говорю я и кладу пакет на кровать. Я добавила туда еще немного фруктов и несколько журналов с кроссвордами. – Прошу прощения, что так долго получилось.
– Ничего страшного, я тут не бедствую. Просто чувствую себя усталой. – Она кладет пакет на стол рядом с маленьким серым прибором, который я раньше не видела.
– А что это такое? – спрашиваю я, указывая на него.
– Автоматический измеритель кровяного давления. Врач считает, что оно у меня слишком высокое. Похоже, мне придется покончить с солью. Я уже практически забыла, из-за чего я сюда изначально попала. Сколько времени?
– Без четверти четыре. – С этими словами я кладу руку на спинку кровати. – Когда я заходила вчера, вы были немного не в себе, помните?
Вероника уклончиво качает головой.
– Очень может быть; я уверена, что у меня можно найти тысячу проблем со здоровьем, только начни искать, но полагаю, сейчас это не так важно. – Категорично поджав губы, она берет кроссворд.
Вид кроссворда напомнил мне о том, что пора заняться поиском новых заказов. Может, начать сочинять кроссворд на тему музыки? «Забытые поп-звезды». Степень сложности: пять баллов.
– Мощный дождь, шесть букв. Первая – «Л», что это может быть? – Она отрывает глаза от кроссворда.
– Может быть, ливень?
– Прекрасно, подходит.
Вероника с довольным видом выводит ручкой буквы. Ручкой решают кроссворды только смелые люди, другие используют карандаш. Я размышляю, не рассказать ли ей, что я искала в Лахольме скульптуру работы Бу, но по какой-то причине воздерживаюсь. Если сказать «А», то придется говорить «Б» и поведать о моих поисках самого Бу для Вероники. Этого я делать не хочу или, по крайней мере, пока не хочу. Кстати, может, у меня еще ничего не выйдет, и я рискую разочаровать ее.
– Вы не могли бы рассказать мне немного больше о вас и Бу? – прошу я ее. – Вы уверены, что он учился именно в Академии «Валанд»?
– Естественно, я же еще не совсем в маразме.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.