Колонна и горизонты - [28]

Пулемет за стеной снова застрочил длинными очередями. Теперь противник вел огонь по группе, которая залегла в канаве справа от нас. Укрывшись за холмом, наш «связной» продолжал бросать гранаты.

Близился рассвет, и мы получили приказ срочно оставить свою позицию. Участок открытой местности пришлось преодолеть под пулеметным огнем. Пули взрывали землю вокруг нас, грязь попадала нам прямо в глаза. Пулеметчик, видя, что цель так удобна и близка, обезумел от радости и в результате замешкался установить ствол пулемета для стрельбы по широкому фронту. Преодолев ручей, мы оказались в спасительном лесу. Я заметил, что штанина у одного из бойцов нашей группы разорвана и окровавлена. Боли он пока не чувствовал и думал, что это не его кровь.

Шагая по лужам, мы услышали, как за стеной снова залаял пулемет, вымещая злобу на тех, кто до сих пор находился в канаве. А по ней бежали, расплескивая лужи, бойцы 2-й роты. Пригнувшись, они старались как можно быстрее скрыться за косогором. Фонтанчики показывали, что пули ложатся у их ног. Пулеметчик торопился наверстать упущенное. А наши товарищи, вместо того чтобы растянуться в цепь и несколькими бросками выйти из-под пулеметного огня, продолжали бежать гуськом и тем самым облегчали пулеметчику вести прицельный огонь. Нам видно было из леса, как пулеметная очередь косила бойцов. Среди упавших я узнал нашего проводника из Обаля. Пуля сбила с него форменную шапку лесничего, а он, словно желая ее поднять, потянулся к ней, но упал и больше не шевелился.

Тем временем некоторые бойцы уже успели развести огонь в хижинах и сараях, стоявших на возвышенности в лесу, и пекли неизвестно откуда появившуюся у них картошку. От их одежды валил пар, они смотрели на огонь и дремали. Прибежал кто-то из штаба батальона, чтобы вернуть их, подавленных и промокших, на позиции. Этот наш бой напомнил мне чем-то бои за Плевлю и Добравин. Мы привыкли достигать успеха первым ударом, но если он, этот первый удар, не удавался, в удачу второго мало кто из нас верил.

Я пошел, чтобы теперь при дневном свете рассмотреть с возвышенности стену, из-за которой строчил вражеский пулемет. Оказалось, что это небольшая церквушка, превращенная противником в опорный пункт.

Тут я увидел любопытную картину. За зданием церкви под ореховым деревом в сточной канаве стоял наш Вуксан Джукич, напряженно наблюдая за манерой стрельбы вражеского пулеметчика. Время от времени он стрелял из итальянского карабина по амбразуре, а пулеметчик отвечал ему оттуда длинными очередями, которые сбивали кору с дерева на уровне головы и плеч Вуксана. Наш боец умело использовал свое укрытие. Но эта дуэль была неравной. Вскоре Вуксан уронил свой карабин: пули прошили видневшуюся из-за ствола дерева руку. К счастью, кость не была задета. Заметив меня, он улыбнулся и, как мне показалось, кивнул головой в сторону вражеского пулемета. Теперь Джукич и сам не знал, как выбраться из своего укрытия. Ко мне подошли еще несколько бойцов, и мы открыли огонь по амбразуре, чтобы отвлечь на себя внимание пулеметчика. Воспользовавшись этим, Вуксан Джукич, пригибаясь к земле, побежал по канаве и вскоре оказался в безопасности.

День тянулся страшно медленно. Мы посменно грелись в хижинах, а затем после небольшого отдыха снова перестреливались с усташами и итальянцами. Некоторые наши отделения и взводы целый день оставались на позициях. О том, что они еще находились там, можно было судить лишь по обрушивавшемуся на них шквалу огня. Войо, Милия, Крсто и Хамид весь день провели в канаве, по дну которой протекал ручеек. Они попытались перегородить его, но безуспешно.

Перед вечером в батальоне была составлена сводная рота во главе с Саво Буричем. Рота выделялась в качестве подкрепления для подразделении, штурмовавших Улог. Чтобы встряхнуть загрустивших бойцов, Саво, объявляя о своем вступлении в командование, пошутил:

— Сегодня вечером я для вас, товарищи, и царь, и бог. Моими устами с вами говорит сама история. Потому вы должны безукоризненно выполнять мои распоряжения.

Видя, что добровольцев в штурмовую группу не оказалось, Саво сам назвал несколько имен. Оставшиеся у бойцов роты итальянские гранаты были собраны и поделены среди тех, кому предстояло атаковать опорный пункт. Я попал в состав штурмовой группы.

Мы ползем, не обращая внимания на грязь. Останавливаемся перед церковью и прислушиваемся. Тишина. Слева и справа от меня ползут парни из 1-й и 2-й рот. Кто-то дергает меня за штанину и шепчет, что нужно, мол, подождать остальных. Лежу неподвижно, клонит ко сну. Не знаю, сколько длится это ожидание, меня тормошат, торопят, а затем снова приказывают ждать. Мысль о том, что при отходе обо мне могут забыть, вырывает меня из объятий сна. Нащупываю чью-то шинель. Товарищ рядом со мной тоже дремлет. Поступает приказ приготовить гранаты. Я зубами выдергиваю предохранители и выстраиваю перед собой четыре гранаты.

— Уходим! — трясет меня за плечо товарищ.

— А гранаты? Я вытащил предохранители.

Когда мы собрались у изгороди, Саво определил меня в группу, которая должна выносить убитых. Они лежали в сточной канаве. Наш проводник, с которого пуля сбила шапку, остался жив. Он до самой темноты неподвижно лежал в канаве.