Колонна и горизонты - [27]

— Старая я стала, слабая, ох, беда, беда! Вы должны мне помочь. Не хочу просить соседей, а то узнают, где лежат продукты, и обворуют меня.

Разбросав снег и камни, мы вытащили куски сухой говядины и свинины, бочонок постного сыра, немного картофеля и фасоли. Старуха по-матерински ласково распоряжалась нашими действиями, а мы, обрадованные таким поворотом дел, с удовольствием выполняли ее указания.

Подошло время последнего похода нашего батальона на Улог. Внизу в темноте шумела Неретва. Воздух был густым и влажным. Колонна спешила к цели, растянувшись по шоссе, на котором мы с Хамидом патрулировали прошлую ночь.

Дождь лил как из ведра. На дороге стояли огромные лужи, и обойти их было невозможно. Ветер разносил в горах запах размокших буков. Ремни подсумков и винтовки больно врезались в мои плечи. Мы хватались друг за друга: за полы шинелей, за уголки плащ-палаток и пелерин, а в обуви хлюпала вода. Неретва шумела так сильно, что никто даже и не пытался начинать разговор. Да и о чем тут было говорить? Усталость и дождь погасили всякие мысли, притупили чувства. В моей голове назойливо звучал припев какой-то песни. Порою меня преследовала какая-нибудь навязчивая глупая мысль, которая тем настойчивее возвращалась, чем сильнее напрягался я, пытаясь избавиться от нее.

Молчание нарушалось тогда, когда кто-нибудь из бойцов спотыкался о камень и вскрикивал от боли. Тут же шуткой товарищи старались подбодрить потерпевшего.

При выходе батальона из села Хамид и я задержались и догнали свою колонну, когда ее хвост уже достиг большака. А случилось это потому, что нам пришлось отчитываться перед начальником караула за нашу ночную службу. Дело в том, что мы пропустили к Улогу незнакомую беременную женщину. Чувствуя, что скоро начнутся роды, она направилась в Улог к своей родственнице, у которой, по словам женщины, была «легкая рука в таких делах». Напрасно мы доказывали командиру, что сделали правильно, не задержав ее на этой дороге, что та женщина никак не могла знать больше, чем знали мы с Хамидом, а о походе нам сообщили только после нашего возвращения из караула.

Среди ночи колонна остановилась, и началась переправа на противоположный берег по канату, протянутому между скалами. Сквозь шум воды слышался только скрип металлического блока. Я долго ждал своей очереди, и вот наконец кто-то втолкнул меня в корзину и приказал вращать колесо, следя при этом за тем, чтобы рука не попала между колесом и канатом. Подо мной зияла пропасть, далеко внизу угадывались пороги. Небо почернело, затянулось тяжелыми облаками. Казалось, слабый свет поступает не сверху, а со дна реки. Я похолодел от мысли, что в любую минуту корзина может оторваться и полететь вместе со мной в ревущую Неретву. Толчок о скалу избавил меня от этой ужасной мысли. Я с трудом нащупал выдолбленную в камне ступеньку…

Дальше колонна шла по теснине, переходившей в равнинную каменистую местность. Кое-где на заснеженном просторе темнели небольшие участки леса. Мы брели, держась друг за друга, не видя ничего вокруг. Под ногами снова хлюпали лужи.

Вскоре на фоне неба возникла крыша дома или сарая. Головная часть колонны резко остановилась. Все забеспокоились, зашевелились и ринулись в сторону. Раздался топот людей, бегущих вниз. И наша рота, словно ее кто подтолкнул, покатилась вниз по скользкому от грязи крутому спуску…

Чтобы не потеряться, я не спускал глаз с крупной фигуры Янко Чировича. Впереди, всего в нескольких шагах от нас, чернела преграда, похожая на стену. Слышно было, как там лязгают чем-то железным и тихо разговаривают. По разговору я понял, что там пытаются устранить неисправность в затворе станкового пулемета.

— Ну, что теперь? — спросил я у Чировича.

— Гранаты! — ответил тот, будто давно уже думал об этом. — Гранаты, Радо! Бей этих гадов! Там они, слышишь?

Разрывы гранат отозвались в ночном ущелье долго не смолкающим эхом. Ему вторили выстрелы из винтовок и очереди из ручных пулеметов. Пули рикошетом отскакивали от камней и со злобным протяжным воем улетали в темноту. Стрельба несколько стихла, и мы, к своему огромному удивлению, услышали, что за стеной как ни в чем не бывало продолжают разговаривать и возиться с пулеметом. Голоса людей были спокойными, почти сонными.

Мы стоя опорожняли магазины своего оружия, не обращая внимания на то, как развиваются события справа и слева от нас. Позже кто-то из нашей группы заметил, что мы оказались слишком далеко от остальных групп и потеряли с ними связь. Поэтому все обрадовались, когда увидели, что с левого фланга по долине короткими перебежками к нам приближается человек. Мы приняли его за связного и стали беспокоиться, что он может погибнуть, поскольку совсем рядом с ним рвались мины. Мы проклинали нашего Якшу Драговича, полагая, что это он «обрабатывает» долину своим минометом.

Тот неисправный пулемет наконец-то «проснулся» и выпустил несколько очередей по нашей группе. Мы едва успели укрыться. С одной стороны пулеметный огонь, с другой — мины: наше положение становилось отчаянным. Тем временем «связной» подошел к нам совсем близко. Он выпрямился во весь рост и начал бросать гранаты в нашем направлении. Одной рукой он придерживал полу пелерины, наполненную гранатами, другой брал гранаты и, выдернув зубами предохранитель, словно яблоки, швырял их в нас. При вспышке взрыва я на мгновение увидел на его плечах офицерские погоны. Сразу стало ясно, что те взрывы возле нашего «связного» не имели никакого отношения к миномету Драговича — вражеский офицер гранатами прочищал себе путь к нашей группе, чтобы отбросить ее от своего пулеметного расчета.