Колонна и горизонты - [111]

Вечером другого дня к Крсто в колонне подошел тот «услужливый» товарищ и протянул злополучную Катушку ниток, из-за которой они так осрамились перед хорошими людьми. Возмущению Крсто не было предела. Он не только с отвращением отказался от такого «подарка», но и как следует отругал своего товарища. Отличавшийся повышенной чувствительностью, Крсто больно переживал случившееся. Как могло дойти до того, спрашивал он себя, что его товарищ таким воровским способом решил добиться особого к себе расположения, и что может произойти, если в отношениях партизан утвердится ужасное правило: «ты — мне, я — тебе».

Уверенность в том, что противник после десанта на Дрвар надолго потерял нас из виду, вскоре была поколеблена сведениями о приближении к нашим позициям крупных немецких и усташских моторизованных колонн, которые продолжали нападать на подразделения, чьи бойцы носили звездочки с серпом и молотом. Противник двигался с нескольких направлений: от Прозора, Дувно, Купреса и Бугойно. По-видимому, разведка противника представила своему командованию ошибочные сведения. Рассчитывая, что самолеты союзников вывезли с Купрешко-Поля только тяжелораненых, немцы продолжали поиски Верховного штаба и товарища Тито. После того как наш 5-й корпус умело уклонился от ударов врага под Млиниште и Срнетицей, крупные силы немцев устремились в направлении Равно и Горни-Вуковски, где оборонялась наша дивизия. Этот поход противника вылился в новую, огромную по масштабам, исключительно тяжелую для нас наступательную операцию, которая продолжалась в течение всего июня, пока наша дивизия не прорвала кольцо окружения в районе Раштелицы и Тарчина и не ушла через железную дорогу Сараево — Мостар в направлении Белашницы.

Начались ожесточенные схватки, сменявшиеся тревожными часами ожидания, бесконечными маршами и маневрами. Дивизия несколько раз пыталась выйти из окружения, но никак не могла найти ту спасительную точку, где следовало приложить все оставшиеся силы и вырваться из стальных клещей, которые сжимали нас со всех сторон. Наш штаб во главе с Васо Йовановичем показал здесь исключительную гибкость и превосходство над противником в умении управлять войсками, оправдав тем самым благодарность, полученную от Верховного штаба за находчивость и стойкость в боях возле Мрконича и Млиниште и за отражение вражеского десанта, сброшенного в районе Дрвара. Радиограммой с острова Вис товарищ Тито предупредил наш штаб, что противник начал новую, хорошо подготовленную наступательную операцию, седьмую, как мы ее позже назвали. Оставив позиции под Макленой около Прозора, наша бригада в середине июня была переброшена на другую сторону от крупной шоссейной дороги, ведущей к Горни-Вакуфу. Вместе с ней туда отошли и другие части нашей дивизии.

Холодные дожди затрудняли движение. Бойцы давно уже не спали, не получали пищи. Позади были высокие горы: Зец, Враница, Црни-Врх, Радован. На последних нашим подразделениям пришлось принять бой, за которым последовали и другие. Боев было так много, что их невозможно перечислить, уже не говоря о том, чтобы описать отдельные эпизоды.

От Равно мы прошли к Прозору и дальше к Травнику, затем по тому же пути — обратно. Дважды возвращались к Вранице. Обессиленные лошади падали на землю, а бойцы, едва переставляя ноги, снимали с них оружие и боеприпасы, взваливали себе на плечи и шли дальше. Казалось, что силы вот-вот оставят нас, откажут руки, ноги, мозг перестает реагировать на происходящие события. Больше всего давало о себе знать длительное бодрствование. Оно вызывало сильную боль в костях, притупляло сознание и заставляло нас раскачиваться из стороны в сторону. Но какая-то неизвестная внутренняя сила вела нас вперед. И колонна шла, инстинктивно прислушиваясь к доносившимся из темноты звукам. Снова наступали минуты, когда мне казалось, что жизнь, смерть — все утратило свое значение. Хотелось упасть на дорогу и забыться. Но через мгновение я вздрагивал от этой ужасной мысли и прибавлял шагу, понимая, что я не должен, не имею права поддаться этому внутреннему голосу физического истощения.

Враг зажал нас в стальные тиски. Обстановка, сложившаяся здесь, напоминала Сутеску, а в некотором отношении была даже сложнее.

Гитлеровцы атаковывали нас, как правило, рано утром. Метрах в пятистах от наших позиций начинали раздаваться короткие очереди станкового пулемета, заставлявшие всех прижиматься к земле. Мы еще не видели противника, а из нашей стрелковой цепи уже выносили раненых и погибших товарищей. Немцы, умело корректируя огонь своего пулеметчика, медленно подвигались к нам, а мы не могли ответить им прицельным огнем. Нервы не выдерживали — нас убивали одного за другим, а мы вынуждены были бездействовать. Так продолжалось до тех пор, пока противник не подходил настолько близко, что мы могли уже видеть, как качаются ветки деревьев, которые враг задевает. Тогда становилось легче: мы видели цель и открывали огонь.

Как только опускались первые сумерки, колонна поднималась и двигалась дальше, стараясь значительно оторваться от противника. На рассвете следующего дня бойцы валились на траву, уверенные, что противник отстал. Но сон немедленно обрывался знакомой злобной короткой очередью станкового пулемета. И снова бойцы, протирая слипающиеся глаза, торопливо занимали позиции.