Колода предзнаменования - [46]

– Черт, – прошептал он, мучаясь от чувства вины. Может, он никого и не убил, но все равно сжег целую поляну. Уничтожил часть леса просто потому, что не смог сдержать воспоминания там, где им место – в своей голове.

На дворе по-прежнему была ночь, но Айзек уже протрезвел, так что прошло какое-то время – может, несколько часов. Живот скрутило. Он никогда прежде не просыпался после срыва в одиночку. Его всегда ждал Джастин.

– Эй! – крикнул он, неуверенно поднимаясь на ноги. – Есть тут кто?

Его слова бесцельно прокатились эхом по поляне. Айзек попытался привести мысли в порядок. Наверняка он не мог отойти далеко от дома Готорнов. Айзек взглянул на луну, чтобы сориентироваться, – если он пойдет на запад, то выйдет либо к дому Джастина с Мэй, либо на главную дорогу.

Он начал было идти, но смог сделать лишь шаг, прежде чем по нему прокатилась столь сильная волна тошноты, что он упал обратно на колени. Его дыхание стало затрудненным, кожа покрылась испариной; мир закружился, ладони впились в пепел на земле. Использование силы всегда истощало, а в паре с еще не выветрившимся алкоголем – это перебор. Айзек застонал и закашлялся, но был слишком обезвожен, чтобы что-то вышло.

Не основатель, а жалкое подобие. Он заслуживал сгнить здесь, как одно из зараженных деревьев.

Айзек не знал, сколько он там сидел, дрожа всем телом, прежде чем через деревья пробился свет. Подняв голову, он осознал, что это луч фонарика, прыгающий из стороны в сторону.

– Эй? – выдавил он. Затем прочистил горло и крикнул еще раз: – Эй! На помощь!

От деревьев послышался шелест, и спустя секунду перед ним показалась Вайолет. Айзек прищурился от света телефонного фонарика. Когда его глаза привыкли, он заметил пятна грязи на бархатном платье. Ее колготки порвались, в алых волосах спутались ветки.

– Айзек. – Ее лицо выражало что-то непонятное, что он видел лишь раз – в тот день в ее спальне, когда она рассказала ему о Роузи. Будто ей было больно смотреть на него, но она не хотела отворачиваться. – Ты ранен?

– Не больше, чем того заслуживаю.

– Хорошо. – Вайолет присела перед ним, беспечно размазывая грязь на колготках, и приподняла его лицо за подбородок, чтобы заглянуть в глаза. Его горло сдавило, живот сжался, но уже от иного жара, иного страха. Она протянула ему бутылку воды. – Вот, выпей.

Айзек никогда не пил ничего слаще. Когда он осушил всю бутылку, Вайолет поднесла телефон к уху.

– Да, – устало произнесла она. – Он цел. Можешь идти домой… я сама разберусь.

– Джастин? – просипел Айзек.

Она кивнула.

– У него выдалась плохая ночь.

– Черт… Простите.

– Думаешь, это единственное, за что тебе нужно извиниться? – недвусмысленным тоном поинтересовалась Вайолет.

И тогда Айзек ощутил что-то новое – ярость. Джастин ни за что бы не стал так разговаривать с ним.

– Я понимаю. Ты злишься на меня, я все испортил, ничего нового.

– Вот что ты говоришь себе? – тихо спросила она. – Что ты просто в очередной раз облажаешься и все испортишь?

– Тут и говорить нечего. Это правда.

– Ты лучше этого, – ее челюсти напряглись. – Самобичевание тебе не к лицу.

– Ты недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы судить об этом.

Слова задели Вайолет сильнее, чем он хотел. Она отпрянула, и ее лицо сморщилось от обиды.

– Я искала тебя, придурка, целых два часа, и сомневалась, что найду тебя живым. Может, я и не так хорошо тебя знаю, но мне знакомо то чувство, когда кажется, что твои силы берут над тобой верх, и мне страшно за тебя, Айзек.

Последние слова были произнесены в спешке и стыдливым шепотом. Вайолет потупила взгляд и вздохнула.

Два часа. Два часа она ходила по лесу, который издевался над ней месяцами, который прожевал ее и выплюнул. Ради него. От этой мысли Айзека затошнило чуть ли не сильнее, чем от алкоголя. Он не заслуживал такой преданности.

– Прости. Мне тоже за себя страшно. – Это самое искреннее утверждение, которое он произнес с тех пор, как признался Джастину в своих чувствах, и правда опалила ему горло. – Просто… мой брат, моя семья… все это слишком. И то, что я сказал, мол, ты плохо меня знаешь… Единственная причина этому то, что я ничего не рассказываю. Но ты заслуживаешь правды. Уже давно заслуживаешь.

Айзек долгое время хотел ей открыться. Еще с ночи равноденствия, когда Вайолет кинулась в опасность, чтобы спасти Харпер, как он кинулся бы спасать Джастина. Но даже тогда он знал, что правда все изменит. То, что Джастин увидел в ночь ритуала Айзека, навсегда изменило их отношения.

Он хотел рассказать Вайолет о произошедшем, но так, чтобы это не обременило их. Она заслуживала лучшего. Айзек понятия не имел, как это сделать, но больше не мог хранить от нее секреты.

Поэтому там, посреди выжженного кратера, который он сотворил своей разрушительной силой, Айзек Салливан поведал Вайолет Сондерс правду о своем ритуале.

– Беда Салливанов в том, – медленно начал он, – что нас с детства учат: наша судьба либо приносить боль, либо избавлять от нее. Я ни за что не хотел приносить ее.

– А кто бы захотел?

Он мрачно улыбнулся.

– Ты была бы удивлена. Это полезное свойство, когда ты хочешь, чтобы люди воспринимали тебя всерьез. А мы этого хотели.