Колода предзнаменования - [47]

В младшей школе была группа хулиганов постарше него, которая придумала себе игру: они крали его любимую книгу и заставляли Айзека гоняться за ними по площадке.

– Они считали это забавным, – объяснил он, – потому что я Салливан, а мы известные любители подраться, но не я. – Вместо этого Айзек был просто младшим братом – тощим и тихим. Он почти не говорил на уроках, постоянно читал и всегда слушал. – В общем, прежде чем отдать книгу, они оставляли мне пару синяков. В конце концов Исайя догадался, что происходит. Габриэль на пять лет старше меня, а Исайя был на семь, так что он уже прошел свой ритуал. Он пришел в ярость и попросил меня показать ему хулиганов. Однажды после школы он прижал их главаря и пригрозил ему, заставив меня наблюдать.

Айзек замолчал, вспоминая страх на лице мальчика, когда Исайя прижал его коленом к земле и взял рукой за шею. Он еще никогда не видел такого искреннего, беспомощного ужаса, и даже сейчас ему было тошно об этом думать.

– Он не бил его, просто запугивал, пока тот, э-э… не описался. Я молил Исайю остановиться, но он не слушал.

Позже, когда они вернулись домой, Исайя схватил Айзека за плечи и посмотрел на него широкими, одичавшими глазами.

– Он сказал: «Боль – это сила», – продолжил юноша. – «Ты должен показать миру, что можешь причинить ему больше боли, чем он тебе. Это единственный способ выжить».

– Кошмарная философия, – заметила Вайолет.

– Да… Но это довольно трудно понять, когда тебе восемь и семья – это весь твой мир.

– Справедливо. И что было дальше?

Айзек боялся смотреть на нее, поэтому безнадежно уставился на собственные разрушения, тускло освещенные фонариком Вайолет. Обугленные пеньки и груды пепла; запах горелого, запах руин.

– Я вырос. И все изменилось.

Айзек мало что знал о ритуале своей семьи. Они хранили его в тайне так долго, как только могли. Но он видел шрамы: выпуклые линии под рубашкой матери, идущие по плечам. Порезы на руках Габриэля, которые он с большим трудом прикрывал татуировками. Они извивались вдоль голеней и ключиц его дядей и тетей – на разных местах, но шрамы есть шрамы.

– Когда мы проходим ритуал, то отдаем Зверю частичку себя. Ты делаешь это своим разумом. Готорны и Карлайлы делают это посредством озера и дерева. Но мы, Салливаны, отдаем ему свою кровь.

Вайолет передернулась.

– Знаю, – кивнул Айзек. – В общем… я знал, что мой ритуал будет болезненным, но мне казалось, что оно того стоит. Я хотел исцелять людей, как Габриэль – он ходил на патрули и возвращался с громкими рассказами о том, как спас людей, вышедших из Серости. Сейчас я, конечно, понимаю, что все это был бред. Люди не выходят из Серости живыми.

На свой четырнадцатый День рождения, день ритуала, Айзек проснулся рано. Съел свой любимый завтрак, хотя большая его часть осталась размазанной по тарелке, поскольку он был слишком взволнованным. И лишь немного удивился более добродушному, чем обычно, отношению своих родных.

– Теперь я понимаю, что мама пыталась им помешать. За пару недель до этого мы поехали кататься на машине и затормозили на остановке, где нас ждали мои дядья. Все сделали вид, что все нормально, «о, какое совпадение», но нет. Они знали, что она попытается сбежать со мной, и были готовы. Поэтому в день моего рождения маму заперли в комнате и приставили к ней охрану.

– Что насчет твоего отца?

Айзек пожал плечами.

– Никогда его не знал. Как и все остальные. Среди Салливанов много одиноких родителей – мы растем вместе. Теперь я осознаю, что присутствие родителя извне значительно осложнило бы ритуалы. В общем, в тот вечер ужин показался мне немного странным на вкус. И только когда я начал терять сознание, я понял, что мне что-то подсыпали.

Он очнулся ночью в лесу, прикованным к алтарю за домом Салливанов, с кляпом во рту. Его семья что-то пела. Кинжал, лицо Габриэля… его шея невыносимо болела.

Вот как все обстоит на самом деле: ритуалы других Салливанов – это просто подготовка к самому главному. Они дают свою кровь земле, Зверю. Но чтобы продлить сделку с ним, они должны отдать одного из своих.

Жертву.

Айзек не знал, почему они решили, что умереть должен именно он. В последующие годы он истязал себя мыслями об этом, пытаясь найти какую-то логику. Возможно, они считали его слабым. Возможно, они думали, что из всех детей его поколения, Айзека будет легче всего убить.

Но они ошибались.

Когда ему перерезали горло, его разум отправился в Серость. Он услышал голос Зверя, требовавшего найти внутри себя то, что рычало, царапало и грызло его грудную клетку.

И он выпустил это.

Его сила, дикая и наконец-то свободная, с ревом ожила и заискрилась по лесу. Семья запаниковала, потому что он не умер… а затем случилось кое-что еще. Что-то, что полностью перевернуло все с ног на голову. Мама и Калеб выбежали на поляну, чтобы спасти Айзека.

После этого его родственники ополчились друг против друга. Когда они закончили, Исайя и Калеб были мертвы, мама потеряла сознание, а все остальные сбежали. Все, кроме Габриэля, который гнался за ним по лесу, пока Айзек не упал от изнеможения, с полной уверенностью, что больше не очнется. А затем его нашел Джастин Готорн, и один кошмар перетек в следующий.