Колода предзнаменования - [45]

Нож у горла. Двойственный взгляд Габриэля. Кровь, стекавшая по шее, пока он плелся по лесу и не находил в себе сил, чтобы позвать на помощь.

Виски сменилось красным стаканчиком, квартира – лесом, и наконец Айзек достиг своего рода алкогольного забвения. Он по-прежнему парил вне своего тела, но в этом было что-то умиротворяющее; словно он смотрел, как сам играет в «Монстра в Серости» и пьет слишком много «Шотов Джастина», с экрана телевизора. Он был ураганом собственного сотворения.

Айзек зашел в дом Готорнов с Мэй и Вайолет, но потерял их на обратном пути. Поляна находилась где-то неподалеку, вот только найти ее не удавалось. К сожалению, ночью все деревья выглядели одинаково, и мир кружился, то размываясь, то обретая четкость. Айзек знал, что не может потеряться. В конце концов, он прожил в этой дыре всю свою жизнь. Даже когда он пьян в стельку, этот лес знаком ему не хуже собственной спальни.

Вонь обугленной плоти. Раскаленная паника в груди. Глаза Габриэля, горящие в ночи, как темные угли…

Его плечо сжала чья-то рука, и Айзек развернулся, держа мерцающие ладони наготове.

Волосы Джастина казались пепельными в сиянии луны. Айзек часто заморгал, пытаясь сосредоточиться. Его друг что-то говорил, но слова заглушали пронзительные далекие крики.

Он знал, что эти звуки ненастоящие. Знал, потому что это были крики Калеба и Исайи с той ночи, когда они погибли.

– Что? – прохрипел юноша.

Хватка Джастина усилилась.

– Я спросил, в порядке ли ты.

Его ладони остыли. Красный стаканчик наполовину расплавился, и между пальцев засочились пластик и алкоголь. Айзек выпустил его, и тот упал на сухие листья.

– Да. – Слово прозвучало так, будто его произнес кто-то другой. – Просто я пьян.

– Я видел тебя пьяным, – в голосе Джастина слышалась тревога, которую Айзек много лет воспринимал за проявление заботы. – Это что-то другое.

– Ла-а-адно. Я очень пьян.

– Айзек… ты дрожишь.

Рука Джастина опаляла ему плечо. Живот юноши больно скрутило. Больше всего ему хотелось опереться на друга и рассказать ему, что происходит. До чего легко было бы расклеиться и позволить Джастину собрать его заново. Так было всегда – с тех пор, как Айзек очнулся после своего ритуала со скованными руками и ногами. Джастин сидел рядом, с округленным от шока глазами, и прижимал два пальца к его шее.

– Что случилось? – прошептал он. Айзек закрыл глаза и сделал вид, что не услышал вопроса.

После ритуала он притягивал к себе внимание, как маяк, куда бы он ни пошел. Но когда с ним был Джастин, подтекст этого внимания менялся. Город привык видеть их вместе, и Айзек тоже. Джастин всегда был рядом, когда он в этом нуждался, и все было хорошо до того дня, когда Айзек понял, что влюблен в него.

Он всегда знал, что Джастин не испытывает к нему таких чувств. Не мог испытывать. Поэтому он пытался избавиться от них посредством людей, которые считали его плохим парнем и хотели сделать что-то запретное и опасное, чтобы пошептаться об этом с друзьями на следующий день.

Это не сработало, потому что проблема крылась не в физической близости, а в различных видах потребности, переплетенных вместе, в зависимости, от которой Айзек чудом ушел.

Сейчас, будучи пьяным и изнуренным, он хотел вернуться обратно. Но вместо этого он заставил себя смахнуть руку Джастина.

– Я же сказал, что в порядке, – грубо ответил Айзек. – Так что оставь меня в покое.

Его ладони снова нагрелись от силы, и что-то высвободилось в его разуме. Он потерял контроль. Воспоминания давили на него, крики братьев становились громче. Шрам на шее пульсировал. Его ноги дрожали, сердце колотилось, и внезапно ему снова стало четырнадцать. Среди деревьев мигали фонарики, торжественные лица родных расплывались и обретали четкость. Его обнаженная спина терлась о грубый камень алтаря, и он не мог пошевелиться… даже когда увидел блеск кинжала в руке Габриэля и понял, что он предназначен ему.

«Ж» – значит «жертва».

Айзека охватила паника, и он побежал от Джастина, ломая кусты. Его сила с содроганием ожила. И прямо как в ночь своего ритуала, он подчинился ее сокрушительным объятиям.

Все началось как обычно – с прилива непреодолимой боли и ярости, которую нужно было выпустить. И закончилось все как обычно. Он лежал ничком на земле, покрытой сажей и пеплом, в окружении доказательства своей уничтожающей силы.

Когда Айзек обрел ее, подобные срывы случались гораздо чаще. Несколько раз он терял контроль на публике, но с огромным трудом ему удалось побороть жар в ладонях, чтобы люди не смотрели на него так, словно он бомба замедленного действия, а не просто мальчик, отчаянно пытающийся держать себя в руках.

Затем был случай в Закусочной, когда его и без того плохая репутация ухудшилась.

А теперь это: очередная катастрофа. Очередная ошибка.

Айзек перекатился на бок и застонал. Последнее, что он помнил, это как он бежал в лес… подальше от Джастина.

Джастин. «Черт!» Рядом были люди – вдруг он зацепил их? Айзек попытался нащупать телефон. Не найдя его, присел на корточки и прищуренно всмотрелся во тьму, надеясь, что скоро глаза привыкнут. Мало-помалу перед ним начали вырисовываться очертания. Все деревья в радиусе десяти шагов погибли, сгорев до покрытых сажей пней. Повсюду были раскиданы ветки, но ни одного тела. Айзека одновременно охватило облегчение и тошнота, поскольку он знал, что могли сделать с человеком силы Салливанов. Вонь опаленной плоти и волос, клочки одежды и осколки костей… Ничего этого тут не было.