Колебания - [81]

Роман же, наслаждаясь тем, какое впечатление произвёл на Женю, посматривал на неё, с удовольствием затягиваясь сигаретой, и молчал. Он знал, что творится в душе у Жени; тот же самый ищущий, удивлённый взгляд, возникающий у людей после его слов, он видел уже сотню раз. Он умело управлял своим желанием говорить; ожидая хотя бы одного, определённого, вопроса, он проявлял терпение и почти благородство; Роман знал, что каждое его новое слово будет рождать лишь новые неясные вопросы в душе у такого слушателя, как Женя, и потому выжидал.

Собравшись с мыслями, Женя решила наконец спросить Романа подробнее о значении самого термина, так как это показалось ей вопросом первостепенной важности.

— Скажите, Роман… Всё-таки, «метамодерн» — это общее название новой эпохи, термин, имеющий отношение к современному искусству, или что-то совсем другое — тип мышления, дух…

Её торопливые, сбивчивые слова были прерваны странным звуком — будто кто-то ударил чем-то тупым по деревянной ножке стола. Женя вздрогнула. Это Максим встал, шатаясь, споткнулся о стул, на котором сидел, и задел ногой стол. С минуту он постоял, будто привыкая к вертикальному положению, которое неожиданно принял, а затем, покачиваясь, решительно направился в сторону коридора.

Женя сразу же поспешила за ним. Она действительно испугалась, увидев его лицо — бледное, с красными пятнами, и взгляд — будто он совершил или собирался совершить преступление. Женя, испугавшись и разозлившись, не понимала, что заставило его повести себя настолько глупо и некрасиво, и одновременно чувствовала себя виноватой — увлёкшись разговором, она совсем забыла о Максиме и вспомнила о нём лишь тогда, когда он неожиданно встал. Жалость и злость смешались в её душе, и она подумала, что Максим совсем ничем не отличается от ребёнка, за которым ей почему-то приходится присматривать.

Максим опустился на пол, прислонившись к стене, и сидел молча, закрыв глаза. Эта картина заставила стихнуть весь гул вопросов в душе у Жени, которые почти успели оформиться и проясниться, готовые к тому, чтобы их произнесли вслух; удивительный разговор был прерван отвратительной неуместной выходкой, и теперь всё, что действительно произнесла Женя, было извинениями перед Романом и сообщением оператору адреса, по которому требовалась машина.

Стоя вместе с Женей в лифте, поддерживая Максима в вертикальном положении и выглядывая как бы из-за него, опасно покачивающегося, Роман продолжал говорить:

— Однако определённая широта взглядов, конечно, была свойственна многим людям, жившим задолго до нашей эпохи. И потому мне кажется правомерным говорить о метамодерне только как о периоде, возникающем логичной реакцией на постмодернизм — истории характерны взлёты и падения, — периоде, протекающем на фоне инновационных технологий, интернета и виртуальности и так или иначе ощущающемся каждым человеком. Значит ли это, что постмодернизм исчезает полностью, — нет. Стоит помнить также и об особенностях развития постмодернизма в России. Если на западе постмодерн как период истории характеризуется, в первую очередь, обществом потребления, то Россия находится лишь на пути к этому, и общество потребления в ней ещё только формируется…

Они вышли из подъезда, общими усилими преодолев несколько ступений, ведущих от лифта вниз; Роман спиной придерживал распахнутую дверь и правой рукой — Максима.

— Что ждёт нас всех в будущем? — это неизвестно. Вероятно, что начало века, совпавшее с приходом технологий, это лишь короткая странная вспышка, это внезапная реакция на постмодернизм — в искусстве, желание что-то противопоставить ему, ощущение нехватки воздуха, потребность отвечать скорее на новые актуальные вопросы, это сколько-то беспокойных умов, деятелей искусства и науки, поверивших в метамодерн, это новые поэты, чувствующие современность и пишущие о ней вновь серьёзно, — но что, если они не победят?

Они стояли у подъезда, и Женя в нетерпении всматривалась в пустую дорогу.

— Так вот что, если нас впереди ожидает победа рекламных лозунгов, пиарщиков и копирайтеров, бездуховности, симуляции, глухоты, постмодерн как в Америке — почти на целый век позже них? — спрашивал Роман. — Что тогда станет с искусством? Вернётся ли оно к постмодернизму конца XX века, переосмыслив его, или все же продолжит традиции начала века — и станет говорить — я имею в виду творчество — о происходящих с обществом переменах всерьёз, но и с иронией, где необходимо? Или расколется на два лагеря — новых постмодернистов и убежденных метамодернистов?

Подъехало, шурша снегом, такси.

Они тяжело прошли вперёд, держа Максима под руки с двух сторон.

— Вероятно, что метамодерн в принципе пришёл к нам чересчур рано. Он, как я сказал, совпал у нас с внедрением технологий и интернета. Всё это вместе, помноженное на особенности русской культуры, явило странный симбиоз, и мы к нему…

Максим оказался наконец на заднем сиденье такси. Роман, придержав на секунду дверцу за Женей, с облегчением севшей впереди, нагнулся и торопливо сказал, будто вдруг вспомнил о самом главном:

— Это мироощущение. Метамодерн… Это сомнение, но поиск, внимание, открытость. Это определенное чувство жизни…