Колебания - [80]

Женя, притихшая и слушавшая внимательно, неожиданно для Романа, как впрочем и для самой себя, спросила:

— А вы верите в Бога?

Роман едва заметно улыбнулся и с готовностью ответил:

— Нет, не верю. Я не отрицаю существование некоей высшей силы, иначе, к сожалению, невозможно понять нашим человеческим мозгом, откуда взялся мир и мы с вами. Но я не придерживаюсь никакой религии и не молюсь, если вы об этом.

Женя задумчиво молчала и медлила с ответом. Наконец она произнесла:

— А не кажется ли вам, что дело как раз в этом? Что современный человек остался как бы ни с чем? У нас нет опоры, нет веры, а ведь она нужна. Ну, не правда ли проще верить, например, в то, что этот деревянный стул поможет мне решить мои проблемы, если я буду молиться ему каждый вечер и слёзно просить его? С верой легче жить и переносить наши страдания. А если придерживаться какой-то религии, то жить будет ещё проще, потому что это и будет то самое упорядочивание хаоса, в котором, как вы говорите, мы сейчас живём. Религия ведь накладывает на жизнь человека ограничения, значит, даёт ему ясное руководство, как надо поступать, а как не надо, и благодаря этому у него формируется чёткий, однозначный взгляд на мир, — я не говорю, что это правильно, но ведь так легче.

Женя и сама не верила в Бога. Она произнесла всё это, поскольку неоднократно задавалась подобными вопросами и поскольку однажды узнала о мнении одного философа, рассуждавшего о практической пользе религии и о выгоде для того, кто верит, и тут же сделала его слова своими собственными, и его убеждения стала разделять. Теперь ей показалось уместным высказать их.

— Заметили? — почти засмеялся Роман. — «Я не говорю, что это правильно». Это же отличный пример того типа мышления, которое мы обсуждаем! И вся эта западная идея толерантности, и вопросы смены пола, и прочее — всё туда же… Но насчёт религии вы правы: это ни плохо, ни хорошо, это просто выбор каждого отдельного человека. Во многих восточных мусульманских странах ни о каком метамодерне или постмодерне, да что там — просто о модерне! — и речи не идёт. И люди как-то живут. Но я абсолютно уверен, что можно сформировать своё собственное чёткое мнение обо всём и без помощи религии, что она нужна лишь слабым и беззащитным, неспособным к логическому и критическому мышлению, тем людям, которым необходимо, чтобы кто-нибудь думал за них и говорил им, как следует жить. Позвольте, я и сам понимаю, как следует жить, и разграничиваю понятия о добре и зле не под страхом вечных мучений в Аду. Но, тем не менее: опять же подчёркиваю, что мы живём в принципиально новой культурной эпохе, когда человек вновь обратился к серьёзности, задумался о смысле собственной жизни. Вновь начал искать Бога, если угодно. Всё ещё сомневаясь, посмеиваясь, но уже чувствуя потребность в этих поисках. А найдут или нет — этого мы с вами, возможно, и не узнаем.

Женя притихла, вслушиваясь в гул вопросов, поднимавшихся в её душе; она хотела спрашивать Романа обо всём и сразу и не знала, с чего начать. Её заинтересовало и смутило каждое его слово; быстро, как показалось ей, уяснив, что такое «метамодерн», она тут же задумалась — он обуславливается географией? Составлен ли список стран, культурные процессы которых покрываются этим странным понятием? Верен ли и сам этот термин? И объясняется ли возникновение всего того, что он включает в себя, именно тем, что новый век начался с компьютеров и всемирной паутины? Есть ли противоречие между господством религии в обществе и понятием «метамодерн», объединяющим процессы в этом обществе и в искусстве? Должен ли человек метамодерна обязательно верить или не верить в Бога? Кроме того, что это всё-таки значит: это направление в искусстве, название нового типа мышления, жизненная установка или имя эпохи? И разве ни разу за всю историю человечества не чувствовали люди того же самого, о чём говорит Роман, разве не способны были и серьёзно, и иронично смотреть на мир? Или же это смешение — лишь одна составляющая, а о «метамодерне» правомерно говорить только тогда, когда находится и множество других признаков, а фоном всему выступает сумасшедший технический прогресс? Может быть, если в прежние эпохи некоторые люди и сочетали в себе различные качества, видели мир одновременно с множества точек зрения, это было лишь в порядке исключения, это было справедливо лишь для некоторых, для мыслителей, для творцов, выдающихся личностей, — а теперь это мироощущение объединяет целое поколение… Что-то необъяснимо правильное казалось Жене в теориях Романа — но всё-таки она не была уверена, что постмодернизм действительно исчезает; она чувствовала, что его влияние ещё сильно; она и сама выросла в те годы, когда никто и не говорил о смерти постмодернизма; и всё же что-то было важное в словах Романа о колебаниях. Женя привыкла, не отдавая себе в том отчёта, замечать и искренность, и серьёзность в тех современных фильмах, которые смотрела, совсем не ожидая от них этого; она замечала странную смесь настроений и жизненных установок своих знакомых; замечала, как для многих — среди молодого поколения, среди её ровесников — вновь начинают казаться значимыми и религия, и семья, и совершенствование тела и духа. И всё же — что такое эти «колебания»? То, о чём говорил Роман, Женя ещё не могла понять полностью, но чувствовала в этом правду. Гул вопросов стал уже оглушительным, и Женя теряла в нём свой голос; она захотела даже записать на бумаге по порядку всё то, что показалось ей неясным и неоднозначным.