Колебания - [79]

Женя слушала, затаив дыхание и стараясь ничего не упустить; она действительно интересовалась искусством, а к науке и тем, кто ей занимался, испытывала странный трепет и уважение. Зачастую она не понимала и половины слов, услышанных на лекции или в фильме, но интерес её не угасал никогда; она легко поддавалась влиянию, её мнение часто менялось, и многому она готова была поверить на слово; изредка Женя замечала свою неуверенность в том, что хорошо, а что плохо, в том, чтό ей по-настоящему нравится, но бόльшую часть времени считала, что разбирается в жизни и в людях. Услышав же то, что сказал Роман, интуитивно Женя согласилась с ним, потому что его теория колебаний нашла отклик в её душе и показалась простой и верной; это одновременно и напугало её, и вдохновило. Жене были знакомы понятия «постмодернизм», «модернизм», но загадочная приставка «мета» и термин, применённый к современности, удивили её.

— Как вы сказали, — переспросила она, — «метамодерн»? Я правильно поняла, что это означает, что мы колеблемся?..

— Да, метамодерн. Условно говоря, не мы колеблемся, а наше сознание, наши вкусы, мнения колеблются, если можно так сказать. Представьте себе ребёнка, который то плачет, то смеётся, а иногда и то, и другое одновременно. И каждое из этих переживаний одинаково глубокое. Да и ещё: это ребенок, знающий о мире очень мало, но постоянно задающий вопросы, порой до смешного наивные, а порой — иногда одновременно — невероятно серьёзные; ребенок, который хочет узнать как можно больше — и узнаёт, но тут же, возможно, и забывает спустя пять минут. Отчего, тем не менее, не перестает интересоваться и вновь задавать вопросы. И даже больше: представьте себе «вечного ребенка», то есть такого, который никогда не вырастает; он останется в этом состоянии навсегда. Вот, что такое метамодерн. Возможно, даже и так: ребёнок как символ ещё только грядущего, далёкого будущего, предвестник появления «всечеловека»: ему как ребёнку доступны будут и наивность, и серьёзность, он всё будет знать и во все явления мироздания проникнет своим разумом — и одновременно сохранит детскую непосредственность и открытость, доброту. И он станет как бы выше всего, и обретёт истину. Это всё нам ещё только предстоит узнать — а, может, и не нам. Думаю, это лишь зарождение, самое начало чего-то принципиально нового.

— Но… разве тогда не получается, что сейчас мы… нигде? Если мы где-то между — то что же мы представляем из себя?

— Это очень хороший вопрос, — привычно улыбнулся Роман. — На него ни у меня, ни у кого-либо сейчас нет и не может быть однозначного и верного ответа. Это станет понятно лишь спустя много лет. Пока можно лишь повнимательнее присмотреться к окружающему нас миру и подумать, действительно ли мы, как маятник, вечно где-то между одним и другим, или же мы всё-таки осуществляем некое движение в какую-то одну сторону, попутно колеблясь в тысячи других сторон.

— А искусство?..

— А искусство напрямую отражает эти процессы. В работах современных молодых художников можно увидеть удивительное смешение классической формы и нового, актуального содержания. О современности надо говорить, а классическая форма даёт прекрасную возможность для этого. Мы наблюдаем интерес к Античности, к мифу — и всё это наполняется новыми смыслами, по-разному трактуется. Это лишний раз подтверждает, что классика актуальна в любое время. Человек больше не стремится высмеять окружающий мир и трагичность жизни, как он делал это в постмодернизме, теперь мы, вовсе не отказываясь от иронии, вновь возвращаемся к потребности в чувствах, к вере в идеалы, к искренности и духовным поискам; к тому, чтобы всерьёз плакать над трагичностью жизни. Всё это причудливо смешивается. Я подчёркиваю: оно не просто сосуществует, оно переплетается друг с другом, одно переходит в другое. Это характерная и, пожалуй, главная черта именно нашей эпохи. Раньше такого не было, либо было в гораздо меньшей степени. Мы это видим — даже не отдавая себе отчёта — и в современном кино, и в сериалах, и в популярной музыке, когда фильм или песня являются одновременно и грустными и ироничными, и искренними, и многозначными, и развлекательными, и глубокими, философскими. А сумасшедшая популярность инстаграма? Эта массовая тенденция, это желание ухватить ускользающий момент, запечатлеть его навсегда, в ту же самую секунду, с помощью нажатия единственной кнопки или лёгкого прикосновения к экрану? Это предпочтение сложного простому: каждый второй — фотограф, каждый второй — будто бы — а почему, собственно, «будто бы»? — тонко чувствует мир, ценит красоту и быстротечность времени! Вот он — выбор XXI века! Красота — здесь и сейчас, остановить её — в ту же секунду, почувствовать, как защемило сердце — и тут же помчаться дальше, туда, где красоты ещё больше, к чему-то новому! Нет времени рисовать картины, мучительно проживая поэзию одного-единственного мгновения многократно, месяцами — нет, есть только одна секунда, чтобы красота её заполнила всю душу, — и в эту секунду нужно успеть сделать снимок!.. Сознание человека расширяется, происходят глубинные мировоззренческие сдвиги — и полную картину можно будет увидеть лишь лет через сто, не меньше. А пока что и двадцати не прошло.