Яна приоткрыла глаза. Из соседнего купе раздавался детский смех, кто-то то и дело проходил по вагону, а поезд всё нёсся дальше и дальше. За окном продолжали мелькать те же золотисто-изумрудные пейзажи, но вскоре и они уже стали восприниматься как нечто обычное и больше не волновали душу. Яна неподвижно смотрела вперёд, и вдруг улыбнулась — она вспомнила вновь про те несколько писем, которые получила от совершенно незнакомых ей до того людей. Она вспомнила все бессонные ночи и исписанные листки, и удушающее чувство бесполезности и беспомощности, бесконечно чередующееся с верой и любовью. И теперь Яна улыбнулась — потому что вдруг окончательно и полностью осознала, что остались лишь вера и любовь, и больше следа в её душе нет от беспомощности и бесполезности, от едких сомнений и страхов.
И она знала, что это спокойствие однажды нарушится — и этому была также рада.
Всё было позади — и лишь теперь всё по-настоящему было впереди. Она лишь вступила на длинный извилистый путь, но теперь почувствовала себя на нём уверенно и спокойно. Она сделала по нему один маленький, но очень важный и необходимый шажок. Теперь ей предстояло шагать дальше, не оборачиваясь и никогда не останавливаясь, и она знала, что так и будет. Девочка-студентка, отчаянно пытающаяся понять, кто же она и что думает об этом мире, навечно осталась в далёких исчезнувших днях. Следующая большая глава полупрозрачными видениями замелькала перед мысленным взором Яны, как широкая водная гладь, проглядывающая сквозь силуэты деревьев в мягких вечерних сумерках — едва заметная, бледная… Скоро выйдет солнце и осветит её розоватыми лучами.
Поезд въехал на длинный мост и глухо застучал по нему, и из окна до Яны долетел солоноватый запах свежести и водорослей — удивительный и ни с чем не сравнимый запах простора и беспредельности.