Колебания - [153]

Однажды на глаза ему попалось одно сообщение в новостной ленте, которую он, пытаясь отвлечься от ужаса, листал и листал иногда в течение целого дня. «В Московском зоопарке родился слонёнок весом 90 кг…» — говорилось в сообщении.

Необъяснимая паника охватила Максима. Он в страхе и отвращении закрыл ленту и отшвырнул телефон.

«Родился…» Что такое родился? «…Весом 90 кг…» Он стал думать о скоплении каменных костей, о складчатой серой коже, о покрывающей тело шерсти; и всё это — слонёнок; он ещё маленький, земное время лишь начало бежать для него — уже минуту назад, минуту и одну секунду — и теперь его тело начинает расти; разрастаются клетки, каменные кости, морщинистая кожа; увеличатся хрящи; но уже и теперь он весит целых 90 килограмм. Это число давило на череп всей своей невыносимой тяжестью. «90 килограмм костей, мяса и кожи — и всё это слонёнок, который только что возник. И что такое родился? Сформировался из атомов и молекул слонёнок, которого никогда прежде не было в целой Вселенной — и выбрался наружу, не зная кто он и что. Маленькое беззащитное существо весом 90 килограмм. Уже начало увеличиваться, чтобы весить 100, 1000, 2000 килограмм — тонны. Начало увеличиваться, чтобы умереть. Но сейчас оно ещё только лишь родилось. Его кожа, кости и шерсть — всё это ещё детское, — и уже такое тяжёлое…»

Эта короткая, обыкновенная новость совершенно запутала и до ужаса испугала Максима, мучая его до конца дня и не оставляя даже во сне. В новости сочетались два сообщения: о рождении живого существа и о его весе; в сознании Максима эти сообщения как бы уравнялись: оба казались невыносимо тяжёлыми и пугающими. Страшным был необъяснимый и неизвестный процесс формирования и рождения — потому что корнями мысль глубоко уходила всё в то же тупиковое ощущение нездорового страха перед загадкой жизни и мироздания; несоответствие, кажущееся человеческому мозгу во втором сообщении — о весе того, кто только что родился, — делало и это сообщение необъяснимо страшным.

Максим будто запутался в огромной сетке. Так длилось около месяца. Поначалу он ещё пытался выходить из дома на прогулку, но лишь в первую неделю. Следующие же три он провёл полностью дома. Он просыпался и засыпал, не следя за временем, а когда не спал, либо ходил по квартире, как тень, безо всякой цели, что-то бормоча или думая, дрожа от страха и почти плача, либо иногда принимался рассуждать, желая победить своё расстройство. Он садился и говорил себе: «Всё нормально. Ты ведь всё понимаешь и помнишь. Просто оставь навязчивые мысли», но ничего не выходило. Нервные расстройства не слушаются голоса разума, даже если он ещё способен звучать. Никакая логика не может победить панику и ужас, если они становятся назойливым чувством и неотвязной мыслью. Ничто не приносило облегчения. Обращаться за помощью Максим боялся — он с детства не любил поликлиники и врачей, и ему всё казалось, что расстройство пройдёт само, так же, как и началось, а если его «лечить», то может стать только хуже, а, кроме того, вдруг что-то найдёт на него прямо в кабинете врача, и он что-то выкинет эдакое, после чего его «упекут», то есть, натурально, определят его в сумасшедший дом… Нет, нет, это совершенно исключено — обращаться за помощью, никто ему там не поможет.

Что-то нужно сделать, чтобы оно прошло. Самому. Но из-за чего оно появилось? Казалось, что о причинах он смутно догадывался: они виднелись ему в том образе жизни, который он долгое время вёл, в длительных переживаниях, в постоянном недовольстве собой, в отсутствии самореализации, в одиночестве и — главное — в нежелании всё это менять. Получалось всякий раз неизменно, что это также и ответ на первый вопрос. Парадоксальным образом, Максим и прежде, ещё до того, как его нервы расстроились, знал, что сам себя не устраивает и что ни к чему хорошему привести это не может. Однако много мучительных, спутанных дней понадобилось Максиму, чтобы по-настоящему осознать: если он не начнет действовать, то уже никогда не выберется. И лишь когда он погрузился в беспросветную тьму, он вдруг заметил в себе силы и свет для борьбы с ней. Раньше, когда тьма ещё не поглотила его всего, когда она лишь кружилась над ним и иногда затрудняла видимость, Максим был инертен и безразличен к ней и к себе, но стоило ей окутать его и проникнуть в его душу и в разум, он, хоть и стал мучиться, внезапно обнаружил в себе скрытые запасы энергии и света, которые показались ему даже неисчерпаемыми. До того он и не подозревал об их существовании. Открыв их в себе, он подумал: что, неужели действительно верно то, что необходимо человеку дойти до самого края, чтобы понять что-нибудь о себе и о правильности или неправильности своих поступков? Получалось, что эта истина, старая как мир и вызывающая снисходительную улыбку у тех, кто читает о ней в книгах, с ужасающей силой продолжает работать в жизни, как бы насмехаясь в ответ над теми, кто насмехается над ней, начиная за это мучить их и издеваться ещё сильнее, чувствуя полное своё господство над людьми, которые решили, что давно всё о ней знают и что она над ними не властна.