Колебания - [150]

Старый гуманитарный корпус длинными коридорами этажей высился над ней тяжелой громадой; она представила вдруг, как теперь в сотнях маленьких кабинетов, за плотно прикрытыми деревянными дверками происходит всё та же мышиная возня: шуршат тетради, пишутся предложения, стираются надписи с бледной доски, задаются вопросы и читаются лекции. Кого-то в тот самый момент ругали за посещаемость, кого-то хвалили и ставили в пример, кому-то объявляли недопуск к зачёту, кому-то ставили «автомат». На кафедрах закипали чайники, со снисходительными и понимающими улыбками переговаривались, обсуждая студенток, женщины-англичанки, испанисты смеялись, открывая конфеты, где-то обсуждались стихи и внутренняя организация текста, а где-то рассказывались выученные наизусть отрывки из поэмы на древнеанглийском языке. Яна зажмурилась ещё крепче, до разноцветных светящихся точек, а затем открыла глаза, лишь бы только видение исчезло.

Всё было так двойственно, так тяжело, так сложно. В каждом действии, в каждом минутном происшествии было столько подтекста, столько скрытого, неочевидного, смутного; столько рождалось мучительных чувств и мыслей, от которых Яна уставала душевно и которые неспособна была кому-либо объяснить.

Она вернулась в коридор первого этажа, прошла мимо буфета и, остановившись у одного из невысоких круглых столиков, некоторые из которых отчего-то наклонились вбок, будто тянулись к полу, достала учебник испанского языка и ластик, и, открыв первую страницу, стала стирать бесконечные свои пометки, которыми весь он покрылся накануне её пересдачи и без которых этот язык никак не давался Яне. Хотела бы она тем же ластиком стереть всю эту смесь совершенно противоположных чувств, — но, хотя этого нельзя было сделать, по крайней мере казалось возможным сосредоточиться полностью на процессе стирания карандашных las notas, избегая, аккуратно обходя ластиком напечатанные слова, чтобы не повредить их, и более ни о чём не думать.

Через пятнадцать минут Яна вновь спускалась в библиотеку, держа учебник в руках. На самом верху лестницы на неё налетел порыв ветра, как и всегда это там бывало; она приостановилась на секунду — казалось, где-то в этом конце корпуса не иначе как должен быть ещё один выход, приоткрытая невидимая дверь — если же нет, отчего этот сквозняк, отчего так ветрено в помещении, в тупике?..

Едва только Яна прикоснулась к стеклянной двери и стала надавливать на неё, вновь ощутив всю её тяжесть, мышка, стоявшая к входу спиной, резко обернулась и устремила на Яну взгляд маленьких сощуренных глазок.

Под этим взглядом Яна против воли опять почувствовала себя неловко, скованно, и, стараясь вежливыми улыбками замаскировать отравляющий душу, как бы всегда присутствующий в ней страх перед внешним миром и ощущение его как враждебного по отношению к ней, прошла к стойке.

— Ага: это вы, — констатировала мышка. — Сейчас мы поглядим.

Она потянулась к учебнику. Яна сжала губы в тревожном ожидании и стала рассматривать длинный книжный стеллаж, бывший слева и позади от мышки. На одной из его полок вместо книг стояли разнообразные крупные таблички: «ЧИТАТЕЛЬ ОБЯЗАН», «ЧИТАТЕЛЬ ИМЕЕТ ПРАВО» и «ЧИТАТЕЛЮ ЗАПРЕЩАЕТСЯ», а также несколько более мелких, информирующих о размере штрафа «За пользование литературой сверх установленного срока (за одно издание)» в зависимости от количества дней, сообщающих о «Сроке возврата литературы» и о том, что такое «Читательский билет» и как им надлежит пользоваться.

Мышка как-то нетерпеливо не то кашлянула, не то вздохнула. Яна мельком взглянула на неё. Та перелистывала учебник, тщательнейшим образом рассматривая и поднося к свету каждую страницу, уже в третий или в четвёртый раз. Наконец она закрыла его, отложила, досадливо покачав головой, и затем безмолвно, не смотря на Яну, подкралась к маленькому столику в уголке, на котором стояла картонная коробочка с бумагами. Взяв оттуда одну бумажку, мышка вновь вернулась к стойке и Яне и стала заполнять пустые поля, вписывая туда данные из читательского билета. Шуршащая тишина вновь увлекла воображение Яны… В чем же её природа? Ветер ли, пробивающийся сквозь невидимые щелки, шуршит страницами всех томов, пылящихся на этих полках? Духи времени ли перелетают от стеллажа к стеллажу, шелестя крылышками, другие ли мышки, точно как эта, прячутся в лабиринтах библиотеки, не высовывая носиков и не показываясь без особой необходимости?..

— Вы же понимаете, — услышала вдруг Яна — это мышка заговорила вновь, — что я это делаю не себе в угоду? — при этом она взглянула на Яну как бы с гордостью за собственное благородство и бесстрашие, за самоотречение даже. — Я выписываю вам справку, поскольку все остальные книги у вас сданы, — то есть это я принимаю. Вы это понимаете? — мышка сверкнула на Яну глазками. — Не в угоду себе, девушка, не в угоду себе я это делаю, но я у вас эту книжку принимаю, хотя, по правде сказать, и не следовало бы, ведь в состоянии она ужаснейшем, так вы с ней обращались! Но я иду на уступки. — мышка многозначительно помолчала, давая Яне время оценить всю значительность совершённого ею поступка. — Я могла бы не принимать книгу, а заставить покупать новую и на время лишить вас права пользования библиотекой! — эти последние слова мышки прозвучали особенно грозно, так что Яна, готовившаяся равно и к спору, и к обороне, и даже к слезам, едва сдержалась, чтобы не рассмеяться.