Колебания - [148]
Максим упал в кресло, чувствуя, как жар стал волнами подниматься и гулять по телу, на кончиках пальцев превращаясь в распирающее колющее ощущение и словно стекая с них. Максим расстегнул пуговицы на рубашке, глубоко дыша; но воздуха не хватало, и он более чем когда-либо походил на рыбу. Пот выступил у него на лбу и на шее, и по всей коже прошла дрожь. Голова начала кружиться, и перед глазами всё поплыло… Белые пятна, состоящие из огромного скопления мельчайших точечек, стали постепенно разъедать, как пустόты, картинку, которую Максим видел перед собой, заполняя её всю, и вскоре последний маленький квадратик, в который поместился кусочек кремовой двери с тёмной ручкой, исчез, съеденный белизной.
Глава 7. Сердце тишины
По длинной сумрачной лестнице, где царила всегда тишина и которая сама вела в тишину, в квинтэссенцию её, состоящую лишь из медленного дыхания и едва слышного шороха бумажных страниц, Яна в одиночестве спустилась в библиотеку — точнее сказать, в один из её отделов, в «Абонемент учебной литературы». Она пришла в то время, когда во всём корпусе велись семинары и лекции, наученная горьким опытом. который подсказывал, что на большом перерыве, тем более, в конце года не стоит и пытаться попасть в библиотеку.
«Убедительная просьба соблюдать тишину. В противном случае обслуживание будет прекращено».
«Не пользоваться мобильными телефонами».
Яна отворила тяжёлую стеклянную дверь, мельком, как и всегда, задавшись вопросом, отчего же она такая тяжелая, и, едва переступив порог библиотеки, мгновенно, непроизвольно как-то примерила на себя роль смиренной, улыбчивой, смущающейся слегка, тихой девочки. Она сделала несколько шагов к деревянной стойке-перегородке, за которой и начиналось пространство библиотеки, допуск куда имели лишь избранные — не из числа студентов.
«Посторонним вход воспрещен!»
Яна шагала с особенной осторожностью, будто бы пол был из тонкого хрусталя или фарфора, и даже дышала как-то поверхностно, незаметно.
— Здравствуйте, — почти шёпотом мягко произнесла Яна, когда из-за высокого книжного шкафа показалась наконец, вышла и выглянула маленькая невысокая женщина, старушка уже, в накинутой поверх желтоватой водолазки бледной какой-то, светло-сиреневой шерстяной кофте и в очках. Волосы её были совершенно белыми и коротко стриженными, а лицо каким-то маленьким и тонким, как у зверюшки; «мышка, ну, ведь самая настоящая мышка…» — подумала Яна.
— Здравствуйте, — так же тихо ответила мышка, и Яна почувствовала не в первый раз уже эту особенную деловитую доброжелательность, тихую уверенность, мягкосердечность и одновременно настороженность, словно исходящие от мышки, за плечами которой была целая библиотека.
Яна вытащила из сумки несколько книг.
— Я сдаю их, — сказала она, улыбнувшись, и протянула мышке читательский билет.
Та раскрыла его и просмотрела внимательно, поглядывая на Яну, а затем отложила его и взялась за первую книгу.
— Английский язык… — произнесла мышка и принялась листать учебник грамматики на предмет недопустимых подчеркиваний и пометок.
Внимательно пролистав его два раза, она вытащила из конвертика, прикреплённого к внутренней стороне обложки, формуляр и стала вписывать туда какие-то цифры. Яна стояла молча, наблюдая за действиями мышки, вслушиваясь в тихий библиотечный шорох, словно соединяющийся странным образом с её сумраком, и пыталась понять самую его природу, этого шороха; из чего же он состоит, думала Яна, если тут никого сейчас нет; если здесь только я и мышка, кто же тогда шуршит и чем?..
— Девушка, простите меня, — донесся до неё вдруг голос мышки, и Яна поняла тотчас же, что что-то успело уже огорчить её. — Посмотрите, но тут ведь совершенно всё в ваших пометках! — мышка повернула к Яне книгу — это был уже учебник испанского языка, в то время как английская грамматика благополучно скрылась в недрах стола — по крайней мере, она исчезла, и в поле зрения Яны её более не было; а уж что находилось внизу, за той перегородкой, у которой они обе теперь стояли, хотя и по разные стороны, Яна могла лишь догадываться — и иногда ей казалось, что там начинается если и не иное измерение, то так или иначе что-то тайное и непостижимое, поглощающее книги, едва они только опускаются со стойки чуть ниже…
— Да, — ответила Яна, чувствуя, что смущается, и вновь не понимая: действительно ли ей неудобно, неловко — или же это необходимая модель поведения, перенимаемая ею бессознательно, при общении с мышками из библиотеки?
— Да, — ответила Яна, — но они все — карандашные, и их можно стереть…
