Колебания - [146]

Шрифт
Интервал

я редактирую!..»

Чёрная волна вдруг нахлынула и окатила его с головы до ног; чёрная волна страха, густая и липкая, она его словно похитила, смыла и забрала с собой. Он весь был в этой черноте, она заложила ему уши, и он слышал теперь давление собственной крови; все прочие звуки поглотились этой чернотой, в ней их волны затихли, остановились.

«А что, разве не заслужил я такого?!» — «Заслужил», — подсказал ему внутренний голос, и Максим, уронив голову на руки, весь поник и как-то размяк.

Хуже всего было то, что файл состоял из пятисот страниц, а Максим прочитал лишь шесть.

Осознавая, что без пол-литра дальнейшее чтение совершенно никак невозможно, Максим свернул окно с файлом. «Пусть меня режут, — подумал он, — но я не могу и не буду это готовить к печати…»

«Врёшь! Да кому ты врёшь? — возразил ехидный голос в глубине сознания. — Не будет он! Будешь, и ещё как будешь, жалкий ты поразит, разве способен ты это бросить?»

Обыкновенно Максим робко упрашивал этот безжалостный и злорадный голос умолкнуть; теперь же он, будто и не замечая его, продолжавшего звучать фоном, взял телефон и, отвернувшись от монитора, зашёл на страницу к Жене.

Он делал это и прежде, тихо договорившись с отголосками собственной гордости; в течение всей зимы ни дня он не прожил без того, чтобы не заглянуть к ней и не проверить, нет ли чего-нибудь нового, важного, неожиданного. И, хотя эта страница была из тех, на которых реальная жизнь почти что не отражается, Максим продолжал проверки.

Обыкновенно, вместо собственных новостей, Женя заполняла всю стену репостами из сообществ и пабликов с картинками, музыкой, фильмами, способами учить иностранные слова, краткими историческими фактами и всевозможными розыгрышами, но более всего она любила делиться цитатами из фильмов и книг.

Теперь, только Максим зашёл к ней и чуть пролистал страницу вниз, он тут же заметил новые такие репосты. Один из них, представляющий собой длинный текст, был из паблика «sunrise of hearts». Максим стал читать, мельком подумав, что это, вероятнее всего, отрывок из очередной современной книги.

«…Почему, почему она чувствовала себя такой потерянной, несуществующей? Ей даже казалось, что прохожие не видят её, словно смотрят сквозь. Пытаясь понять, что именно чувствует, она задумывалась — но мысли разбегались, сумбурные, спутанные. Ей и всегда нелегко было понять саму себя — она была из тех людей, которым требуется помощь, подсказка со стороны, объяснение в книге по психологии или совет первого встречного, — а теперь это непонимание стало почти единственным чувством, в котором она была уверена.

Она зашла в метро и спустилась вниз на длинном эскалаторе — а будто через секунду оказалась уже на Новом Арбате. Над ней высились светящиеся табло, неоновые вывески, сияли сотни огней, машины неслись мимо неё, счастливые молодые девушки, блестящие и невесомые, со смехом пробегали мимо, бросая случайные взгляды, и уносились куда-то вперёд, к вечно манящим их мечтам о лучшем будущем; серьезные сосредоточенные мужчины, разговаривая по телефону, быстрыми шагами проходили, чуть не задевая её, совсем не смотря по сторонам; случайно заглянувшие сюда со Старого Арбата мечтатели шли, улыбаясь и оглядываясь, поражаясь этому контрасту двух миров: двух улиц, находящихся на таком близком расстоянии друг от друга.

Приглушенная музыка доносилась из разноцветных светящихся кафе, у входа в которые фотографировались молодые девчонки в коротких летних платьицах, вышедшие покурить на минутку, чтобы сделать тысячу кадров, а затем забежать поскорее обратно, в тепло и уют, к мягким диванам, приглушенному освещению и сладкому кальянному воздуху.

Вечер был удивительно тихим, нежным и почти что теплым — пронизывающий ледяной ветер совсем исчез, и пошел снег. Он падал мягко, большими хлопьями, будто в фильме, и небо казалось каким-то сизым, несмотря на поздний час, а толпа пестрила разноцветными куртками, плащами, пальто, фирменными сумками, замшевыми сапогами, — московская зима предстала перед ней во всей своей красоте и во всем богатстве — стильная, дорогая, яркая.

Пока она ехала, ей всё казалось, что она непременно будет бесцельно бродить по московским улицам, засыпаемая снегом, пока совсем не замерзнет — и эти мысли доставляли странное удовольствие. Но стоило ей лишь выйти из метро в центре города и пройти несколько метров по светящемуся Новому Арбату, как она уже и думать забыла о том, что так беспокоило её с полчаса назад. Она шла, будто обманутая кем-то: ей хотелось грустить, а уже не получалось; она настроилась на печаль и одиночество — а тихо падающий снег и разноцветные вывески уже радовали её и она засматривалась на них. Что-то смущало её во всех этих чувствах, она всю жизнь не была уверена, какие эмоции на самом деле её, а какие она придумала или переняла из недавно увиденного фильма или прочитанной книги.

Её настроение менялось каждый миг. Вновь всё вдруг показалось ей блеклым и серым — хотя по-прежнему радовали взгляд яркие вывески, веселая музыка, падающий снег. Но оно почему-то стало будто пластмассовым и бессмысленным.


Рекомендуем почитать
Новый Декамерон. 29 новелл времен пандемии

Даже если весь мир похож на абсурд, хорошая книга не даст вам сойти с ума. Люди рассказывают истории с самого начала времен. Рассказывают о том, что видели и о чем слышали. Рассказывают о том, что было и что могло бы быть. Рассказывают, чтобы отвлечься, скоротать время или пережить непростые времена. Иногда такие истории превращаются в хроники, летописи, памятники отдельным периодам и эпохам. Так появились «Сказки тысячи и одной ночи», «Кентерберийские рассказы» и «Декамерон» Боккаччо. «Новый Декамерон» – это тоже своеобразный памятник эпохе, которая совершенно точно войдет в историю.


Орлеан

«Унижение, проникнув в нашу кровь, циркулирует там до самой смерти; мое причиняет мне страдания до сих пор». В своем новом романе Ян Муакс, обладатель Гонкуровской премии, премии Ренодо и других наград, обращается к беспрерывной тьме своего детства. Ныряя на глубину, погружаясь в самый ил, он по крупицам поднимает со дна на поверхность кошмарные истории, явно не желающие быть рассказанными. В двух частях романа, озаглавленных «Внутри» и «Снаружи», Ян Муакс рассматривает одни и те же годы детства и юности, от подготовительной группы детского сада до поступления в вуз, сквозь две противоположные призмы.


Страсти Израиля

В сборнике представлены произведения выдающегося писателя Фридриха Горенштейна (1932–2002), посвященные Израилю и судьбе этого государства. Ранее не издававшиеся в России публицистические эссе и трактат-памфлет свидетельствуют о глубоком знании темы и блистательном даре Горенштейна-полемиста. Завершает книгу синопсис сценария «Еврейские истории, рассказанные в израильских ресторанах», в финале которого писатель с надеждой утверждает: «Был, есть и будет над крышей еврейского дома Божий посланец, Ангел-хранитель, тем более теперь не под чужой, а под своей, ближайшей, крышей будет играть музыка, слышен свободный смех…».


Записки женатого холостяка

В повести рассматриваются проблемы современного общества, обусловленные потерей семейных ценностей. Постепенно материальная составляющая взяла верх над такими понятиями, как верность, любовь и забота. В течение полугода происходит череда событий, которая усиливает либо перестраивает жизненные позиции героев, позволяет наладить новую жизнь и сохранить семейные ценности.


Сень горькой звезды. Часть первая

События книги разворачиваются в отдаленном от «большой земли» таежном поселке в середине 1960-х годов. Судьбы постоянных его обитателей и приезжих – первооткрывателей тюменской нефти, работающих по соседству, «ответработников» – переплетаются между собой и с судьбой края, природой, связь с которой особенно глубоко выявляет и лучшие, и худшие человеческие качества. Занимательный сюжет, исполненные то драматизма, то юмора ситуации описания, дающие возможность живо ощутить красоту северной природы, боль за нее, раненную небрежным, подчас жестоким отношением человека, – все это читатель найдет на страницах романа. Неоценимую помощь в издании книги оказали автору его друзья: Тамара Петровна Воробьева, Фаина Васильевна Кисличная, Наталья Васильевна Козлова, Михаил Степанович Мельник, Владимир Юрьевич Халямин.


Ценностный подход

Когда даже в самом прозаичном месте находится место любви, дружбе, соперничеству, ненависти… Если твой привычный мир разрушают, ты просто не можешь не пытаться все исправить.