Колебания - [115]

Шрифт
Интервал

До начала лекции оставалось около десяти минут. Увидев впереди небольшой буфет, Лера сказала вдруг, что хочет купить воды, и Лиза с Яной остались ждать её, отойдя от винтовой лестницы всего на несколько шагов. Когда Лера скрылась в буфете, который не был только прилавком, но занимал отдельное небольшое помещение, Лиза сказала:

— Думаешь, лекция действительно стоит того, чтобы пропускать семинар у Долговской? Ты помнишь, что происходит на экзамене с теми, кто не нравится им. Она будет подносить ладонь к уху и делать вид, что не слышит твоих слов, специально станет называть тебя другим именем, а если ты попробуешь только задать какой-то вопрос… Я спросила однажды, можно ли будет мне ответить до двенадцати, чтобы успеть ещё на другой зачет, а она, презрительно посмотрев, даже не ответила. Потом она будет поправлять каждый звук, который ты произносишь, сбивая с мысли и не давая ответить…

— Боже, Лиза, хочу заметить тебе, что теперь ты уже точно не имеешь совсем никакого права хотя бы когда-то обвинять меня в пессимизме. Что с тобой? Три года мы как-то справлялись с этим, справимся и теперь…

Вдруг сзади они услышали чей-то негромкий низкий голос, который прервал их разговор.

— Вы не подскажете, как пройти к аудитории номер семь?

Оглянувшись, девушки увидели высокого молодого человека, на лице которого отражались некоторое нетерпение, но вместе с тем предельная собранность.

— Да, конечно, — с готовностью заговорила Лиза. — Идите сейчас направо, и рядом, за поворотом, — она указала рукой, — уже будет аудитория.

— Спасибо, — сдержанно ответил молодой человек, слегка наклонив голову, и, не улыбаясь, ушёл в направлении, указанном Лизой.

— Он сказал, в седьмую? Значит, он, как и мы, на лекцию, — заметила Яна, когда тот скрылся из виду.

— Девушки, добрый день! — раздался вдруг рядом уже другой голос — мягкий, но громкий и радостный — тот, который невозможно было спутать ни с каким другим. Холмиков стоял перед ними, одетый в красивый синий костюм, с папкой бумаг в руке и в очках, удивительно подходящих к его образу; казалось, точно он положил своей целью добавить освещения в тусклый серо-жёлтый коридор, лишённый окон.

— Здравствуйте, — первой ответила Яна, на секунду удивившись даже, что Лиза не опередила её.

— Как ваше самочувствие, Яна? Надеюсь, не чувствуете ещё переутомления от объёма работы? Понимаю, четвёртый курс… Самому нелегко сейчас! Ах, а вот был же я недавно в Греции — до сих пор вспоминаю! А теперь эта серость за окнами… И такая, знаете, забывчивость… Что это со мной случилось, понять не могу: вот пока сюда шёл, едва эту самую папку, — Холмиков слегка потряс тяжёлую папку в руке, — не оставил на подоконнике!.. — он взглянул при этом на Яну. — К слову, вы ведь помните, что осталось всего лишь четыре дня до сдачи дипломной работы… На кафедре сроки для всех одни. — он обернулся к Лизе. — А с вами, Лиза, мы уже виделись сегодня, конечно, я помню… Ну, так что же, — он посмотрел на обеих девушек, — решили идти на лекцию? Это правильно! Смею вас заверить, пропустить её будет настоящим кощунством… — он поглядел на часы на руке. — Между прочим, пора бы уже и начать её! Я видел и лектора — он должен быть в аудитории, так что и вам советую поспешить, и сам не могу более задержаться…

С этими словами Холмиков, обыкновенно дожидавшийся ответа или сам говоривший на прощание ещё несколько подобных витиеватых любезных фраз, действительно оставил Яну и Лизу. Но тут уже к ним подошла Лера, и они, только переглянувшись между собой, ничего не сказали друг другу о Холмикове и направились к аудитории.


Поднявшись по ступеням слева от входа, они сумели без труда найти три свободных места в седьмом ряду, чему немало удивились; подобные лекции — какими бы различными ни были — всегда привлекали множество людей, приходивших даже заранее, чтобы успеть сесть, и остававшихся стоять в проходе в случае неудачи. Теперь же, оглянувшись и обведя взглядом аудиторию, Яна заметила, что свободные места ещё виднелись на каждом ряду, несмотря на то, что лекция уже должна была начаться. Крупная надпись на бледно-зелёной выцветшей доске напоминала:


Ритм души XXI века


Пробежавшись по ней глазами, Яна вновь оглядела аудиторию; однако один вопрос оставался нерешённым; странная загадка, удивительный парадокс — расплывчато сформулированная тема недвусмысленно всё же давала понять, что речь пойдёт о современности, о чём-то, что связано, вероятно, с восприятием мира, с актуальными тенденциями; дополнительно характеризующие тему слова, напечатанные мелким шрифтом внизу на афише, были о музые, жанрах, современной поэзии… Каждый однокурсник Яны так или иначе слушал музыку, каждый так или иначе читал стихи; и тем не менее аудитория не была заполнена, и длинная очередь из желающих попасть на лекцию не выстраивалась в коридоре. Неужели им всё о себе ясно? Неужели им всё и о нашем веке ясно, и о культуре, и об изменчивых — изменившихся — вкусах? Нет, думала Яна, просто они — современники; как и положено современникам — большинству — они лишь живут, не желая анализировать и наблюдать, задумываться и оценивать; взгляд на себя со стороны показался бы им странным; он расширяет привычные горизонты восприятия; не все этого желают…


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).