Кольца Сатурна. Английское паломничество - [52]
Мне предстояло идти час от Илкетсхолл-Сент-Маргарет до Банги и еще один час от Банги через пойменные луга долины Уэйвни на другую сторону Дитчингема. Дитчингем-Лодж был виден уже издалека. Он стоит у подножия довольно крутого взгорья, этот совершенно отдельный дом на краю равнины, где поселилась Шарлотта Айвз после своей свадьбы с адмиралом Саттоном и где она прожила много лет. Когда я приблизился, оконные стекла сверкнули в солнечном свете. Какая-то женщина в белом фартуке (какое необычное зрелище, подумал я) вышла под навес, поддерживаемый двумя колоннами, и подозвала черную собаку, прыгавшую в саду. Больше никого не было видно. Я двинулся вверх по склону, дошел до главной улицы, пересек скошенные поля и добрался до кладбища, расположенного довольно далеко от Дитчингема. На нем похоронен старший из двоих сыновей Шарлотты, именно тот, что собирался сделать карьеру в Бомбее. Надпись на каменном саркофаге гласит: «At Rest Beneath, 3>rd Feb>ry 1850, Samuel Ives Sutton, Eldest Son of Rear Admiral Sutton, Late Captain 1>st Battalion 60>th Rifles, Major by Brevét and Staff Officer of Pentioners»[91]. Рядом с могилой Сэмюэля Саттона возвышается еще более впечатляющий, также сложенный из тяжелых каменных плит и увенчанный урной монумент. Прежде всего мне бросились в глаза круглые отверстия на верхнем краю боковых частей. Чем-то они напомнили мне отдушины, какие мы раньше проделывали в коробках с кормом из листьев, куда сажали пойманных майских жуков. Возможно, подумал я, какой-нибудь чувствительный родственник собственноручно провертел эти дырки в камне на тот случай, если покойник в своем гробу вдруг захочет подышать воздухом. Даму, удостоенную столь нежной заботы, звали Сара Камелл. Она скончалась 2б октября 1799 года. Будучи супругой дитчингемского врача, она могла принадлежать к числу знакомых семейства Айвз. И вполне вероятно, что Шарлотта со своими родителями присутствовала на похоронах и, может быть, даже на поминках сыграла на фортепьяно павану. Мы еще и сегодня можем составить понятие о возвышенных чувствах, которые культивировались тогда в кругах, где вращались Сара и Шарлотта. Достаточно взглянуть на витиеватый шрифт эпитафии, которую приказал высечь на светло-зеленом камне надгробия доктор Камелл, переживший свою супругу почти на сорок лет.
Кладбище в Дитчингеме было почти последней остановкой на пути моего странствия по графству Суффолк. Близился вечер, и я решил снова подняться на главную дорогу и немного пройти по ней по направлению к Нориджу до ресторана «Мермэйд» в Хеденгеме, где наверняка будет открыт бар, откуда я смогу позвонить домой, чтобы за мной прислали машину. Путь, который мне предстояло пройти, ведет мимо Дитчингем-холла. Дом с необычными темно-зелеными ставнями, построенный примерно в 1700 году из красивых сиреневых кирпичей, стоит немного на отлете над извилистым озером в раскинувшемся во все стороны парке. Позже, когда я в «Мермэйд» ждал Клару, мне пришло в голову, что обустройство парка наверняка заканчивалось в то время, когда в этой местности жил Шатобриан. Такие парки, как в Дитчингеме, с помощью которых правящая элита могла окружить себя приятным для глаза, как бы безграничным пейзажем, вошли в моду во второй половине XVIII века. Проектирование и проведение необходимых для emparkment[93] работ нередко растягивалось на два-три десятилетия. Для округления уже имевшегося владения нужно было в большинстве случаев докупать или приобретать в обмен различную недвижимость. Приходилось перемещать улицы, дороги, отдельные хозяйства, а иногда целые селения, поскольку желательно было, глядя из дому, видеть природу, свободную от всякого следа человеческого присутствия. Поэтому нужно было заменять заборы широкими рвами, на рытье которых уходили тысячи и тысячи рабочих часов, а потом ждать, пока эти рвы зарастут травой. Само собой разумеется, что при таком глубоком вмешательстве не только в природу, но и в жизнь окрестных общин нередко возникали конфликты. Известно, например, что в свое время один из предков графа Феррерса, теперешнего владельца Дитчингем-холла, в момент явно неприятного для него столкновения недолго думая пристрелил своего управляющего. За что и был приговорен к смертной казни пэрами верхней палаты и публично повешен в Лондоне на шелковой веревке. При закладке ландшафтных парков дешевле всего обходилась посадка деревьев небольшими группами или отдельными экземплярами, хотя этому часто предшествовала вырубка лесных участков, которые не вписывались в общий замысел, и выжигание неприглядных кустарников и зарослей. Сегодня в большинстве парков сохранилась лишь треть посаженных тогда деревьев, каждый год деревья погибают от старости и других причин и вскоре мы сможем себе представить, в какой торричеллиевой пустоте стояли крупные сельские усадьбы в конце XVIII века. Пустота считалась идеалом природы. Позже этот идеал (в довольно скромном масштабе) попытался осуществить и Шатобриан. В 1807 году, вернувшись из долгого путешествия в Константинополь и Иерусалим, он приобрел поместье Ла-Валле-о-Лу, небольшой садовый домик, спрятанный между лесистыми холмами. Там он начинает писать свои воспоминания, и в самом начале он пишет о деревьях, которые посадил, и о том, что за каждым из деревьев он ухаживает собственноручно. Теперь, пишет он, они еще так малы, что я укрываю их от солнца своей тенью. Но позже, когда они вырастут, они укроют меня в своей тени и будут оберегать мою старость, как я оберегал их во времена их юности. Я чувствую, что привязан к деревьям, я посвящаю им сонеты, элегии и оды и желал бы, чтобы мне было дано умереть среди них. Снимок сделан лет десять тому назад в Дитчингеме, в один из субботних вечеров, когда господский дом в благотворительных целях был открыт для широкой публики. Я стою, прислонившись к ливанскому кедру и пребывая еще в полном неведении о нехороших вещах, которые произойдут.
Роман В. Г. Зебальда (1944–2001) «Аустерлиц» литературная критика ставит в один ряд с прозой Набокова и Пруста, увидев в его главном герое черты «нового искателя утраченного времени»….Жак Аустерлиц, посвятивший свою жизнь изучению устройства крепостей, дворцов и замков, вдруг осознает, что ничего не знает о своей личной истории, кроме того, что в 1941 году его, пятилетнего мальчика, вывезли в Англию… И вот, спустя десятилетия, он мечется по Европе, сидит в архивах и библиотеках, по крупицам возводя внутри себя собственный «музей потерянных вещей», «личную историю катастроф»…Газета «Нью-Йорк Таймс», открыв романом Зебальда «Аустерлиц» список из десяти лучших книг 2001 года, назвала его «первым великим романом XXI века».
В «Естественной истории разрушения» великий немецкий писатель В. Г. Зебальд исследует способность культуры противостоять исторической катастрофе. Герои эссе Зебальда – философ Жан Амери, выживший в концлагере, литератор Альфред Андерш, сумевший приспособиться к нацистскому режиму, писатель и художник Петер Вайс, посвятивший свою работу насилию и забвению, и вся немецкая литература, ставшая во время Второй мировой войны жертвой бомбардировок британской авиации не в меньшей степени, чем сами немецкие города и их жители.
«Campo santo», посмертный сборник В.Г. Зебальда, объединяет все, что не вошло в другие книги писателя, – фрагменты прозы о Корсике, газетные заметки, тексты выступлений, ранние редакции знаменитых эссе. Их общие темы – устройство памяти и забвения, наши личные отношения с прошлым поверх «больших» исторических нарративов и способы сопротивления небытию, которые предоставляет человеку культура.
В.Г. Зебальд (1944–2001) – немецкий писатель, поэт и историк литературы, преподаватель Университета Восточной Англии, автор четырех романов и нескольких сборников эссе. Роман «Головокружения» вышел в 1990 году.
В книге на научной основе доступно представлены возможности использовать кофе не только как вкусный и ароматный напиток. Но и для лечения и профилактики десятков болезней. От кариеса и гастрита до рака и аутоиммунных заболеваний. Для повышения эффективности — с использованием Aloe Vera и гриба Reishi. А также в книге 71 кофейный тест. Каждый кофейный тест это диагностика организма в домашних условиях. А 24 кофейных теста указывают на значительную угрозу для вашей жизни! 368 полезных советов доктора Скачко Бориса помогут использовать кофе еще более правильно! Книга будет полезна врачам разных специальностей, фармацевтам, бариста.
В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.
Так сложилось, что лучшие книги о неволе в русской литературе созданы бывшими «сидельцами» — Фёдором Достоевским, Александром Солженицыным, Варламом Шаламовым. Бывшие «тюремщики», увы, воспоминаний не пишут. В этом смысле произведения российского прозаика Александра Филиппова — редкое исключение. Автор много лет прослужил в исправительных учреждениях на различных должностях. Вот почему книги Александра Филиппова отличает достоверность, знание материала и несомненное писательское дарование.
Книга рассказывает о жизни в колонии усиленного режима, о том, как и почему попадают люди «в места не столь отдаленные».
Журналист, креативный директор сервиса Xsolla и бывший автор Game.EXE и «Афиши» Андрей Подшибякин и его вторая книга «Игрожур. Великий русский роман про игры» – прямое продолжение первых глав истории, изначально публиковавшихся в «ЖЖ» и в российском PC Gamer, где он был главным редактором. Главный герой «Игрожура» – старшеклассник Юра Черепанов, который переезжает из сибирского городка в Москву, чтобы работать в своём любимом журнале «Мания страны навигаторов». Постепенно герой знакомится с реалиями редакции и понимает, что в издании всё устроено совсем не так, как ему казалось. Содержит нецензурную брань.
Свод правил, благодаря которым преступный мир отстраивает иерархию, имеет рычаги воздействия и поддерживает определённый порядок в тюрьмах называется - «Арестантский уклад». Он един для всех преступников: и для случайно попавших за решётку мужиков, и для тех, кто свою жизнь решил посвятить криминалу живущих, и потому «Арестантский уклад един» - сокращённо АУЕ*.