Кольца Сатурна. Английское паломничество - [45]

Сооружая сие архитектурное чудо, Куилтер верил, что оно неопровержимо продемонстрирует законность его прав на добытое им положение в обществе. Он и девиз для герба подобрал себе столь же бескомпромиссный и великосветский — «Plutôt Mourir que Changer»[72]. Такие деятели, как он, находились тогда на пике осознания своей мощи. С их колокольни нельзя было увидеть, почему дела не всегда будут идти как прежде, от одного сенсационного успеха к другому. Тем более если на той стороне реки в Феликсстоу, где в последние годы возник модный морской курорт, любила отдыхать германская императрица. Яхта «Гогенцоллерн», неделями стоявшая там на якоре, была надежной приметой безграничных возможностей, которые открывались перед духом предпринимательства. Под патронатом императорских высочеств побережье Северного моря, оснащенное всеми достижениями современной жизни, могло стать оздоровительной колонией для высших сословий. Отели на скудной почве вырастали, как грибы после дождя.

Строились купальни, прокладывались променады, в море множились причалы. Даже в самом заброшенном углу всей округи, на Шингл-стрит, где сегодня остался один-единственный унылый ряд одноэтажных домов и хижин и где я еще никогда не встречал ни единого человека, в те времена, если верить источникам, был построен (ныне бесследно исчезнувший) курзал на двести гостей, с грандиозным названием «German Ocean Mansions»[73] и исключительно немецким персоналом. Вообще, в те годы через Северное море устанавливались самые разные связи между Британской и Германской империями. Монументальная безвкусица, свойственная тем, кто желал любой ценой обеспечить себе место под солнцем, и была в первую очередь выражением этих связей. Несомненно, воткнутая в дюны англо-индийская крепость-мечта Катберта Куилтера соответствовала эстетическому чувству германского кайзера, как известно, обожавшего экстравагантности самого немыслимого рода. И наоборот: легко представить себе, что Куилтер, увеличив свое состояние на очередной миллион, пристраивал к своему пляжному замку очередную башню. Или вообразить его в качестве гостя на борту «Гогенцоллерна», где он, например, вместе с другими приглашенными господами из адмиралтейства занимается гимнастическими упражнениями, каковые, как правило, предшествовали воскресным богослужениям в открытом море. Такой деятель, как Куилтер, вдохновившись примером императора Вильгельма, мог бы вынашивать по-настоящему отважные планы! Мог бы, к примеру, ради поддержания физической формы нации превратить участок побережья Феликсстоу-Нордерней-Зильт в рай на свежем воздухе. Мог бы основать новую цивилизацию Северного моря и даже учредить всемирный англо-германский альянс, символом коего служил бы сооруженный на острове Гельголанд кафедральный собор, видный издалека в открытом море. Реальный ход истории, конечно, оказался совсем другим, ведь всегда, когда мы рисуем себе самое радужное будущее, приближается очередная катастрофа. Разразилась война, немецких служащих отелей отослали обратно на родину, летние гости не приехали, однажды утром над берегом, как летающий кит, появился дирижабль, по ту сторону Ла-Манша бесконечные товарные вагоны и теплушки повезли на фронт войска, целые регионы были перепаханы разрывами снарядов, в зоне смерти между фронтами фосфоресцировали трупы. Немецкий кайзер потерял свою империю, и наш Катберт Куилтер стал медленно разоряться, наблюдая, как его казавшиеся неисчерпаемыми миллионы настолько скукожились, что ведение хозяйства утратило всякий смысл. А вот Реймонд Куилтер, которому суждено было унаследовать поместье Бодзи, внес свою лепту в развлечение курортной публики Феликсстоу (теперь чуть менее аристократичной): он устраивал на пляже сенсационные прыжки с парашютом. В 1939 году ему пришлось продать большой дом государству. На вырученные деньги Реймонд Куилтер уплатил долги по налогам и продолжал финансировать свое страстное увлечение авиацией. Продав семейную резиденцию, он переехал в бывшую квартиру своего шофера, но при всем том сохранил привычку во время поездок в Лондон останавливаться в отеле «Дорчестер». Там ему оказывали особое уважение, каждый раз в честь его прибытия поднимая британский флаг и штандарт Куилтера (золотой фазан на черном поле). Возможно, эта редкая привилегия объяснялась тем, что в глазах персонала гостиницы, весьма сдержанного в подобных вопросах, он пользовался репутацией истинного рыцаря, ведь он без всякого, видимо, сожаления расстался со всеми землями, скупленными его двоюродным дедом. Кроме небольшого свободного капитала, он мог назвать своей собственностью только самолет и взлетную дорожку на заброшенном поле. Подобно имению Куилтера, в годы после Первой мировой войны разорялись и другие многочисленные поместья. Брошенные владельцами дома либо разрушались, либо использовались по иному назначению: как интернаты для мальчиков, исправительные колонии, психбольницы и приемные лагеря для беженцев из Третьего рейха. В поместье Бодзи долгое время располагалась лаборатория под руководством Роберта Уотсона-Уотта, она разрабатывала радарную поисковую систему, которая своей невидимой сетью пронизывает теперь все воздушное пространство. Вообще местность между Вудбриджем и морем и сегодня битком набита военными установками. Двигаясь по этому широкому плато, то и дело минуешь казарменные ворота и огороженные участки, где в ангарах, слегка закамуфлированных посадками корявых сосен, в заросших травой бункерах лежит оружие, которого (в случае надобности) вполне хватит, чтобы в кратчайшие сроки превратить целые страны и континенты в дымящиеся груды камня и пепла. Эта картина встала передо мной, когда я, усталый от долгого пути, недалеко от Орфорда попал в песчаную бурю. В ту ночь с 16 на 17 октября 1987 года Рендлсхемский лес, протянувшийся на многие квадратные мили, был по большей части превращен в бурелом. Я уже выходил на восточную опушку, как вдруг, за несколько минут, небо, только что безмятежно сиявшее над головой, потемнело и подул ветер, поднимая над высохшей равниной пыльные смерчи, подобные привидениям.