Коко Шанель - [50]

Габриэль ожидала, что к ней бросятся на помощь, а тут какие-то женские страдания! В глубине души она похоронила надежду на замужество, ведь Бой, в отличие от Нексона, никаких предложений подобного рода Габриэль не делал. Завидовала ли она тетке, сказать сложно, однако характер веселой Коко менялся. Бесперспективная любовь к мужчине, которого она обожала, работа, отнимавшая массу времени, сделали ее насмешливой, а порой и сварливой. Ей приходилось управлять тремя магазинами, где работало более сотни швей. Опытные приезжали из Парижа в Биарриц учить новеньких: от клиентов не было отбоя. Впрочем, даже этих рук не хватало — часть заказов выполняли в Па-риже. Близость Испании, не находившейся в состоянии вой-ны, помогала не только обеспечивать Шанель клиентками, но и снабжала нитками, тканями и прочими важными для пошива нарядов материалами. Успех пришел мгновенно. Бутик в Биаррице стал первым настоящим Домом моды Шанель, с соответствующим персоналом и коллекциями.

Несмотря на триумф (а иначе назвать «взятие» Биаррица нельзя), Габриэль стремилась вернуться в Париж, ведь Бой изредка, но заезжал туда. Все язвительные замечания в адрес Адриенны забывались, когда речь шла о ней самой. Правда, она ни с кем не откровенничала: только после гибели Боя она даст волю чувствам, а пока на авансцене царил бизнес. Где-то в шкатулке, спрятанные от любопытных глаз, хранились совместные фотографии и листки, исписанные Артуром. Кейпел не прекращал попыток образовывать Коко и написал огромный список книг, рекомендованных ей к прочтению. Габриэль никогда не говорила, прочла ли она их в итоге, но тетрадку, заполненную Боем в 1915 году, бережно хранила. Итак, к декабрю Габриэль подготовила все для возвращения в столицу. В Биаррице «на хозяйстве» оставалась Антуанетта. Сестре было страшновато вести дела без старшей сестры, но та ей не оставила ни шанса: все-таки Антуанетта разительно отличалась от Адриенны и, конечно, от самой Габриэль. Она согласилась остаться управлять магазином, в который валом валила богатейшая испанская публика.

В Париже Габриэль повезло второй раз. Поль Пуаре шил для фронта, в распоряжении женщин осталась одна Шанель. В 1916 году на нее работало уже триста человек. Управляла она ими жестко: не нравится — будете уволены, она не церемонилась с теми, кто не соответствовал ее стандартам. В том же году Габриэль придумала платье-рубашку, необыкновенно строгое и простое, вызвавшее восторг американской прессы и принесшее ей известность в США, которые с того момента начали боготворить Шанель. Война диктовала свои законы. Несмотря на то, что она шила для богатых, им приходилось учитывать условия, в которых они жили. Габриэль быстро возвела простоту в абсолют. Теперь отсутствие кружев, оборок и прочих украшательств придавало одежде строгость и в то же время элегантность. Габриэль, испытывая нужду в материи, искала возможности для закупки тканей. Неожиданно нашелся интересный вариант: фабрикант Родье предлагал новую ткань, которую закупил в большом количестве и не смог никуда пристроить, потому что ткань топорщилась, мялась, из нее фактически ничего нельзя было сделать. Шанель это не испугало, и она закупила всю партию. В итоге с джерси на самом деле справиться оказалось нелегко. Но Габриэль не сдавалась. Если женская мода была обязана Пуаре такими важными новшествами, как облегченный корсет, попытка укоротить юбки — эти смелые нововведения льстецы слишком часто приписывали Шанель, которая, кстати, и не думала опровергать подобные вымыслы, — то именно Шанель в 1916 году навязала моде столь решающие изменения, что заставила XX век признать право женщин на комфорт, на непринужденность движений, возросшую важность стиля в ущерб украшательству и, наконец, неожиданное использование простых тканей. Сшитый ею наряд из джерси сначала Габриэль, как и раньше, надела сама: пальто, доходившее до середины юбки, отличалось прямым силуэтом, не подчеркивало ни талии, ни бедер. А что оставалось делать — и правда, эта ткань была крайне непослушной. Но Шанель из нее сделала модную вещицу, которую Пуаре якобы обозвал «рубищем для миллионерш».

Габриэль, как уже говорилось, любила переделывать для женщин мужскую одежду. Интересно, что послереволюционная Россия непроизвольно последовала примеру Шанель: длинные, с поясом трикотажные жакеты с большими карманами, свитера, кожанки были позаимствованы женщинами из мужского гардероба. Вот какое дается описание девушек и женщин начала революции: «Коротко подстриженная, с прядями прямых волос, выглядывающих из-под заломленной набок кепки, в гимнастерке с портупеей, в юбке или галифе и в сапогах, она прошла рядом с мужчиной через войну, голод и разруху…» Казалось, богатые клиентки Шанель и революционерки, вынужденные перенять мужскую одежду из-за отсутствия иных возможностей, даже рядом не стояли. Но Габриэль, выросшая в бедности, заставила аристократок носить то, на что в другую эпоху они бы и не посмотрели.

Год, выдавшийся крайне тяжелым для Франции, стал весьма успешным для Габриэль. Сверившись с бухгалтерскими книгами, она поняла, что спокойно может отдать Артуру Кейпелу весь долг целиком, и при этом у нее останется достаточно денег для безбедного существования. Бою Габриэль ничего не сказала. История про то, как, не предупредив Кейпела, Коко просто велела перевести деньги на его счет, будет кочевать из биографии в биографию. Чем на самом деле закончилось для нее обретение свободы? Некоторые считают, что таким образом она на некоторое время снова заставила Кейпела ревновать и стремиться к ней. Габриэль надеялась, что он будет восхищен тем, что его решения так быстро обернулись успехом, обеспечившим ее достаток. Она также смутно догадывалась, что, расплатившись с долгами, кое-что изменила в их отношениях. Лучшим доказательством этому было то, что Бой вновь стал безумно ревновать ее. С какой радостью он оставил бы ей всю вырученную прибыль! Но на сей раз приходилось признать ее независимость, и к этой неожиданности он оказался не готов. Габриэль очень стремилась к независимости, ей не хотелось вновь провалиться в нищету, откуда наверх, по большому счету, пути нет. Коко повезло встретить Кейпела, однако с ним следовало рассчитаться, чтобы не быть должной. Так, она считала, будет лучше.