Коко Шанель - [43]

23 февраля 1912 года состоялась премьера пьесы «Милый друг» по роману Мопассана. Три главные роли играли три звезды французского театра того времени: Мадлен Долли (в роли Клотильды де Марель), Жан Дакс (в роли Жоржа Дюруа) и Габриэль Дорзиа (в роли Мадлены Форестье). Точные даты рождения и смерти Долли неизвестны; осталась лишь информация о том, что с 1900 по 1912 год она сыг-рала в одиннадцати спектаклях, и к премьере «Милого друга» являлась известной комедийной актрисой. Жан Дакс родился в 1879-м, а умер в 1962 году. Вплоть до 1940 года, когда он закончил свою карьеру, Дакс сыграл в семидесяти фильмах и в полутора десятках спектаклей. Габриэль Дорзиа родилась в 1880-м, а умерла в 1979 году. Она также сыграла в огромном количестве фильмов и спектаклей. Ее дебют состоялся в 1898 году в Брюсселе, через два года Дорзиа переехала в Париж, где стала звездой в 1906 году после участия в водевиле «Шен Англез»[27].

Фигура Габриэль Дорзиа весьма примечательна, так как именно она заказала Коко Шанель шляпки для спектакля «Милый друг». Их познакомили в поместье Этьена Бальзана (Коко и Бой продолжали периодически наведываться к старому другу в гости), и Коко не преминула воспользоваться этим знакомством, чтобы проникнуть к звездам театра пусть пока не костюмершей, но хотя бы шляпницей. Надо было попытать счастья. У Габриэль Дорзиа была главная роль в инсценировке «Милого друга», и ее должен был одевать самый знаменитый портной с улицы Мира — Дусе, но кому она закажет шляпки? Дорзиа позволила убедить себя, и головные уборы были поручены Шанель. Созданные ею две соломенные шляпы, без украшений и перьев, замечательно дополнили туалеты знаменитой актрисы. Это был дебют Габриэль Шанель на сцене, который мгновенно отметили. Для моды открывалась новая эра, в ее простоте угадывался конец былой роскоши Бель Эпок.

Несмотря на отсутствие близкой дружбы с Коко, Дорзиа рекламировала ее шляпки не только на сцене театра. В частности, фотографии актрисы в шляпкх Шанель появились в том же 1912 году в одной из самых популярных французских газет «Монд». Для Коко Шанель публикация стала грандиозным шагом вперед — лучше рекламы не придумаешь. «Шляпка Габриэль Шанель» — было написано крупными буквами под фотографиями, и далее, более мелкими — «21, rue Cambon», адрес ее бутика. Для той же статьи позировали и некоторые другие актрисы, все в шляпках Шанель. Сама статья не была посвящена моде, в ней говорилось об открытии нового весеннего сезона, который стал в Париже воистину космополитическим: русские балеты, итальянские оперы, бельгийские комедии, немецкие пантомимы, а поверх всего этого шлейф восточных мотивов. Театральные премьеры сотрясали город, а вместе с пьесами воображение потрясали костюмы актеров: туники, тюрбаны и… шляпки от Шанель. Ее основные успехи на поприще театрального костюма еще впереди, но первые шаги сделаны. В будущем успехи существенно возрастут: когда, например, Кокто будет заказывать ей костюмы для героинь своих пьес, называя ее «самой великой кутюрье своего времени».

Глава третья. Довильский гамбит

Через месяц ей должно было исполниться тридцать лет. Габриэль въехала в Довиль королевой: на машине «даймлер» (с Боем за рулем) она подкатила к отелю «Нормандия», открытому за год до этого, но уже ставшему весьма популярным среди богатой публики. Однако, прежде чем отправиться в Довиль, мы еще ненадолго задержимся в Париже, ведь весной 1913 года в столице разразился жуткий скандал. И Габриэль удалось стать свидетелем этого воистину исторического события.

Надо сказать, Стравинский, устроивший сей скандал, поразил публику раньше. В июне 1911 года он показал «Петрушку». «От понимания дилетантов, привыкших к разжевыванию, ускользало созидательное начало чуждой томным вздохам русской народной души, пронизывающее это стремительное, как барабанная дробь, произведение, — вспоминал Кокто. — На первых порах Стравинского признали отдельные знатоки, но мало-помалу и публика канонизировала „Петрушку“. Итак, „Петрушка“ по праву стал считаться классикой, а произошло это, во-первых, благодаря его фольклорной основе и, во-вторых, потому, что его стали использовать в борьбе с еще более новым. Это совершенно в духе публики: ковылять от шедевра к шедевру, всегда отставая на один; признавая вчерашний день, хулить сегодняшний и, как говорится, всегда идти не в ногу со временем». Кстати, очень верное замечание — Коко Шанель интуитивно принимала его во внимание задолго до знакомства с Кокто и Стравинским. Шляпки она начала представлять широкой публике после того, как они имели успех в узком кругу подруг Бальзана, а платья представит в Довиле после того, как некоторое время будет их демонстрировать на публике, и некоторые дамы даже будут просить их им сшить.

«Весну священную» ставили в новом театре. Кокто считает, что часть вины за провал постановки лежит именно на помещении: оно было слишком холодным и комфортабельным. Старые театры отличались теснотой и духотой, к тому же были обиты красным бархатом и сверкали позолотой (увидеть такие примеры можно по сей день без труда — здания такого рода сохранились в первозданном виде). «Я не хочу сказать, что на более скромной сцене „Весна“ встретила бы более теплый прием; но одного взгляда на этот великолепный зал было достаточно, чтобы понять несовместимость полного силы и молодости произведения и декадентской публики, — вспоминал Кокто. — Публики расслабленной, привыкшей к гирляндам в стиле Людовика XVI, ложам наподобие венецианских гондол, подушкам и мягким диванам в восточном вкусе, — а приучил ее к этому „Русский балет“. В такой обстановке приятно, насытившись духовной пищей, подремать в гамаке, а все новое докучает, как муха, — прочь его, чтобы не мешало».