Коко и Игорь - [66]

Шрифт
Интервал

Это все беспокойство. А почему? Потому что есть время на беспокойство, есть время поразмышлять — что она делает, и куда она ходит, и с кем она хочет быть. Впервые за много недель она думает о Бое. Как она могла бы выйти замуж за кого-то другого? Бой любил ее. Но это не имело значения. Это было неправильно. Что за нелепый снобизм, из-за которого он не женился на ней! Только оттого, что у нее были другие мужчины и она незнатного происхождения? Коко охватывает злость, во рту неприятный привкус.

Она вспоминает боль тех дней, которые последовали за его смертью. Ей было позволено разобраться в его личных вещах, могла забрать то, что принадлежало ей, и она нашла некоторые письма. Просматривая письма, она с ужасом обнаружила совет одного их общего друга: «Ты не должен жениться на даме вроде Коко…»

Она не могла поверить, что кто-то мог такое написать. Тем более не могла поверить тому, что Бой отнесся к этому серьезно. Однако в глубине души, в самом потаенном уголке ее существа, Коко знала: именно так он и думал. Она так нуждалась в родословной! Люди достойного происхождения всегда считали, что жениться надо на ровне. «Ты не должен жениться на даме вроде Коко…» Эта фраза выжжена каленым железом в ее душе.

Коко услышала звуки фортепиано из студии Игоря. Это на нее подействовало. Кожа на руках натянулась. Она снова ощутила запах сожженных волос и затрясла головой.

Она понимает бесперспективность отношений с Игорем. Он приходит в бешенство от одной только мысли о том, что кто-нибудь услышит об их связи. Он втайне ее стыдится? Екатерина — Коко знает — относится к ней с презрительной сдержанностью: конечно, она ведь незаконнорожденная! Каждая фраза жены Игоря говорит о ее превосходстве. А то, как Екатерина беседует по-русски с Игорем, когда Коко рядом! Вероятно, именно поэтому Екатерина терпит унижение от их связи. Может быть, в конечном счете она понимает, что ее положение жены незыблемо. Ей бояться нечего.

В этих мыслях есть особая острота, возникшая от сильнейшего ощущения одиночества, оставленности. Ранняя смерть матери, отец, которого никогда не было дома, жизнь в приюте… Ей очень нужно, чтобы ее любили, и она откровенно нуждается в истинной физической страсти. Но при этом она так же страстно желает никогда не испытывать обиды и всегда быть полностью независимой. Если понадобится, она и сама со всем справится. Жизнь закалила Коко, она готова принять поражение. Она сильная, ей это известно. И талантливая, напоминает она себе. Даже несмотря на то что Игорь иногда ее принижает.

Коко понравилось, как горели волосы Людмилы. Она лениво поджигает кончик шерстяной нитки из клубка, но эта нить только плавится. Коко следит, как искра бежит по нити. Слишком быстро. Уничтожив около фута нити, огонек сдается. Внутри у Коко что-то сжимается. Будто бы это горят ее внутренности. Взяв ножницы, она отрезает сгоревший конец.


Коко каким-то странным писклявым голосом произносит, глядя на карточку с изящной надписью:

— Выходит, тебя пригласили, а меня — нет.

Между пальцами Игоря зажата сигарета. Ноги небрежно скрещены. Это о приеме, который намечается в Опере. Там будут все, кто принадлежит к миру искусства, включая Сати, Равеля, Пикассо и Кокто.

— Уверен, тебе бы там не понравилось, — говорит Игорь. — Там будет скучно. Просто болтовня знаменитостей мира искусства.

Голос Коко приобретает естественную глубину:

— Нет, это действительно не в моем стиле, правда ведь? Для меня чересчур интеллектуально. Чересчур изысканно. Мне не следует тебя компрометировать, ведь так?

— О чем ты?

— Они не приглашают торговцев. Я знаю. Ты не должен оказывать мне покровительства.

Игорь озадачен:

— Что ты говоришь?

— Я понимаю, когда меня ставят на место.

Ярость тона Коко провоцирует Игоря.

— Не говори глупости! Ты воображаешь, что тебя игнорируют, а это не так!

— Ты, конечно, не хочешь, чтобы я туда пошла.

— Неправда!

— Ты все еще не уверен, что хочешь, чтобы нас видели вместе, да?

Коко стоит у окна, ее кудри образуют ореол вокруг головы.

— Это абсурд! Я был бы рад, если бы ты пошла. Мне без тебя будет скучно.

— Тебе хорошо, когда ты втихую трахаешь меня, но вне дома ты должен находиться от меня не меньше чем в десяти ярдах.

Игорь в шоке от выражений Коко и смущен тем, как громко она говорит. Кажется, до нее не доходит, что в доме слуги, а наверху Екатерина. Ее лицо исказилось. Глаза и губы — словно прорези в плоской маске.

— Я повторяю, — подчеркнуто спокойно произносит Игорь, — думаю, что ты нашла бы все это нудным.

— Хорошо, — отвечает Коко. — Если все это будет таким нудным, полагаю, что и ты не захочешь поехать. — И, к удивлению Игоря, резко рвет приглашение.

— Что ты делаешь? — восклицает он.

Треск рвущейся бумаги. Губы Коко побелели от напряжения.

— Вот! Видел?

— Просто не могу поверить, что ты это сделала!

— Никому — ничего. — Голос Коко поднимается в высокомерной надменности.

— С моей стороны будет чрезвычайно невежливым не ответить на приглашение. — У него на скулах натянулась кожа.

Вежливо и сурово Коко говорит:

— Будет лучше, если ты позвонишь и все объяснишь. Скажи, что твоя жена больна и ты должен за ней ухаживать. Придется соврать.


Рекомендуем почитать
Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.