Коко и Игорь - [64]

Шрифт
Интервал

— Но ты же говорил, что она знает.

— Да, но все-таки я не хочу делать это так явно.

— Ну ладно. — Коко вздыхает, отворачивается. Иногда ей кажется, что она для него не настолько реальна, как Екатерина.

— Поговорим позже. — Игорь направляется к двери, оборачивается, улыбается. Она улыбается в ответ.

Игорь возвращается в студию, распахивает настежь окно, чтобы выветрился запах духов Коко. Но тут же возникает другая проблема — его работа. Он пытается завершить симфонию, при этом обновить «Весну» и одновременно еще сделать переложения для пианолы. Слишком много. Вряд ли он в состоянии со всем этим справиться.

Да еще и нелады с желудком! Он сидит очень прямо, прижав ладонь к животу, щиплет себя, заставляя упрямую пищу спуститься в живот. А когда утром чистил зубы, то обнаружил, что вода, которую он сплевывал, розового цвета. Где-то внутри у него открылось кровотечение. Игорь качает головой. Вспоминает, о чем ему говорила Екатерина. Приходит к заключению, что и он внутри разваливается. Кружится голова. Комок в груди. А теперь и это кровотечение. Все больше свидетельств.

Он рассматривает свою тетрадь. Неудачи личные и профессиональные, похоже, совпадают. То, что вчера на бумаге казалось блестящим, сегодня оказывается не таким уж и хорошим.

Его огорчает, что он не испытывает наслаждения от своих сочинений. Собирая идеи нескольких последних дней, вставляя фрагменты в то, что уже само было фрагментом, он ни в чем не уверен. Ему кажется, что он зашел в тупик. Что делать дальше? Волнения и путаница в его жизни затуманили ясность мышления. Сложности существования в Бель-Респиро, кажется, проникают и в его музыку, делая его работу слишком суетливой и вялой.

Игорь воспринимает тишину вокруг как вакуум, который все поглотил. И внезапно его поражает, что замолкли насекомые. Как будто кто-то поднял ногу, отпустив педаль лета. Это открытие поражает его. Как же он все пропустил? Когда они замолчали? Почему?

Игорь снова смотрит в тетрадь. У него там одновременно звучат двадцать четыре деревянных инструмента, замысловато работают звуки, наложившиеся друг на друга. Но он все еще недостаточно хорошо их слышит или не может увидеть, как ему свести все в одну точку. Когда он пытается услышать каждый инструмент во взаимодействии с целым, то они или расплываются в общем звучании, или кажутся такими чужими, что вовсе не соответствуют замыслу.

— Это не годится, — заключает Игорь.

Он продолжает надеяться, что все эти бессвязные каракули внезапно совпадут, как в калейдоскопе, и образуют нечто осмысленное. Но и потом, несмотря на его усилия, структура ускользает от него. Игорь чувствует, что нужно убрать из музыки неопределенность. Он хочет победить благодаря чистоте и отшлифованности, чтобы получилась вещь, ясная сама по себе. Единственный путь к действительной строгости, думает он, лежит через уравновешивание конфликтующих ритмов и через создание напряжения в противоположных мелодических линиях.

Игорь смотрит на «Весну священную». И тут его посещает озарение. Ритм. Вот что!

Это открытие снова поражает его. Ритм скорее, чем гармония, является организующим началом. Ритм — вот что связывает все воедино.

Все мы ходим под мелодию, звучащую у нас в голове, думает Игорь. Но ритмы мелодий — у всех разные. И, вероятно, любовь, заключает он, существует там, где между двумя людьми устанавливается абсолютная синхронность ритмов.

Открытие дает ему некоторое освобождение, но при этом вызывает неясный страх, поскольку заставляет взглянуть на собственное существование, заставляет обеспокоиться изменением темпа его жизни. С той же скоростью, с которой бьется его пульс, он начинает проверять нотную запись по метроному. Создаются нюансы, понимает он, изящные вариации длиннот, которые невозможно уловить в нотной записи. Доли, которые изображаются восьмыми и шестнадцатыми, не абсолютны. Еще остаются пространства, пробелы между ними, которые невозможно отобразить или установить. И он чувствует, что именно в этих пробелах — ключ к чему-то новому, неизведанному. Если бы только он мог подойти как можно ближе к этим таинственным расщелинам, к этим ударам в безвременье.

И именно в этот момент Игорь слышит, как открывается входная дверь. Внезапно с шумом врываются дети. В окно он видит Екатерину. Она идет медленно, но ее никто не поддерживает. Когда она возвращается из церкви, ее окружает аура святости. Так бывает всегда. Набожность ей к лицу. Она придает Екатерине некое сияние.

Игорь идет встретить детей. Поравнявшись с дверью, он пропускает Екатерину. Она не обращает на него внимания, зонтик ее служит своего рода щитом между ними. Бледная, словно призрак, она проплывает мимо Игоря.

Выходит так, что они существуют в разных мирах, у них разное времяисчисление. Они не соответствуют друг другу, не синхронны. Две мелодические линии движутся в разных направлениях, без намека на взаимопроникновение. Как будто они больше не существуют друг для Друга.

Вернувшись в студию, Игорь приводит в порядок движение метронома. По дороге на ленч его ритм — более медленный, чем биение сердца — как галлюцинация отбивает минуты в голове Игоря.


Рекомендуем почитать
Равнина в Огне

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Граф Савва Владиславич-Рагузинский

Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)


Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.


Октябрьское вооруженное восстание в Петрограде

Пролетариат России, под руководством большевистской партии, во главе с ее гениальным вождем великим Лениным в октябре 1917 года совершил героический подвиг, освободив от эксплуатации и гнета капитала весь многонациональный народ нашей Родины. Взоры трудящихся устремляются к героической эпопее Октябрьской революции, к славным делам ее участников.Наряду с документами, ценным историческим материалом являются воспоминания старых большевиков. Они раскрывают конкретные, очень важные детали прошлого, наполняют нашу историческую литературу горячим дыханием эпохи, духом живой жизни, способствуют более обстоятельному и глубокому изучению героической борьбы Коммунистической партии за интересы народа.В настоящий сборник вошли воспоминания активных участников Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде.


Николай Александрович Васильев (1880—1940)

Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.


Я твой бессменный арестант

В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.