Когти Каганата - [74]

– Признаться, когда я впервые увидел эту символику, её сходство с руникой[112] поразило меня, – сказал Артюхов. – Однако, в отличие от немцев, я быстро пришёл к выводу, что если плинфы и несли изначально какое-то послание, то прочесть его теперь не представляется возможным – в семнадцатом и восемнадцатом столетиях значительную часть городища растащило местное население для строительства своих куреней. А в девятнадцатом веке здесь даже существовала артель по добыче кирпича и его последующей продаже – один купчишка по фамилии Сивяков расстарался. Так что фрицы только фигу могли увидеть в этой кирпичной книжице – уж больно мало в ней страничек осталось...

Михаил Капитонович хотел продолжить мысль, но тут в палатку вошёл Фитисов, и возбуждённо сказал:

– Товарищи, пойдёмте скорее, там особист ещё какую-то древнюю фиговину обнаружил… Думаю, она вам понравится. Шоб я так жил!

Артюхов пулей вылетел наружу, а Крыжановский, задержавшись, бросил последний взгляд в угол палатки. Кроме трёх штабелей, там находился и четвёртый, если, конечно, можно назвать штабелем всего два кирпича, уложенные друг на друга. Оба символа, начертанные на их гранях, куда как хорошо были знакомы Герману – впору подмигнуть как старым добрым приятелям – один изображал почитаемую нацистами свастику, а второй представлял собой символ лабиринта.

Выйдя из палатки, Крыжановский двинулся следом за остальными. Вход в подземелье он увидел ещё издали и, пока шёл к нему, не мог оторвать взгляда от зияющей чёрной пасти. Не вызывало сомнений: чтобы докопаться до этого провала, требовались поистине титанические усилия. Представилось, как немцы сгоняют людей на землеройные работы – много, очень много людей…

…Неподалёку от дыры, присев на корточки, разглядывал что-то на земле Никольский. Подойдя к нему первым, Артюхов озадаченно сдвинул на затылок шляпу. Здесь тоже лежали кирпичи, а, кроме того, камни и куски штукатурки. Штукатурку явно снимали аккуратно, стараясь не повредить начертанных на ней символов, а после сложили куски на землю. Кирпичи же разбивали не жалея, ломами. Расчистив вход, обломки просто убрали в сторону.

– Похоже, вход был замурован, а сверху оштукатурен, – поделился своим умозаключением Никольский.

Артюхов схватил из раскопа ком глины, помял его в руке и раздражённо пробурчал:

– Это совершенно очевидно, вот только кем замурован, ведь то, что мы видим на штукатурке, не что иное как византийские печати – сигиллосы, а интересующий и нас, и немцев объект имеет сугубо хазарское происхождение. Ладно, прошу дать мне немного времени, постараюсь разобраться…

– Нема у нас времени на разбирательства, товарищ профессор, нема, – нетерпеливо простонал Фитиль. – Каждая минута дорога, как скрипка Амати. По мне, так надо быстренько спуститься в яму, почикать всех гадов, отнять у них эту вашу штуковину и сразу назад, пока те фрицы, шо, возможно, засели в Цимлянской, не проведали о нашем концерте и не устроили нам оваций.

– Александр Александрович, – недовольно скривился Артюхов. – Оставьте ваши неуместные присказки, вы не в оркестре, а в разведке служите. Вам ли не знать о ценности такой вещи как информация. Жизни ради неё не жалеете, а тут вдруг насчёт времени жадничаете. В общем, я считаю, прежде чем лезть вниз, нужно попытаться добыть хоть какие-то сведения о том, что может ждать нас в этой дыре, а то мало ли... Про проклятье фараона Тутанхамона слыхать доводилось? А про ловушки древние, на грабителей могил поставленные?

– Как же не слыхать, – тоскливо вздохнул Фитиль. – Но, всё равно – попрошу вас поторопиться и долго не держать паузу.

Крыжановский решил не мешать Артюховским изысканиям и отправился в обход лагеря – вдруг там тоже удастся наткнуться на что-либо существенное в плане информации?

Палатки не содержали ничего интересного: лишь аккуратно застеленные кровати, книги да пара недописанных писем личного содержания, оставленных так, словно через минутку к ним вернутся и продолжат.

Дольше, чем в других, Герман задержался в палатке, ближайшей к раскопу и чуть отстоящей от остальных. Дело в том, что на всех четырех кроватях там не было матрасов, а личные вещи вообще отсутствовали. Ни папирос, ни авторучки, ни блокнота, ни даже какой-нибудь завалящей расчески…

«Ага! Это уже не военный аскетизм, – злорадно подумал Герман. – Я-то всё гадал, когда же Зеленые братья себя проявят?»

Вернувшись к остальным, он застал следующую картину: солдаты, разобравшись с трупами, курили в сторонке, а их командир сцепился с особистом в жаркой полемике.

– Я считаю, мы должны оставить здесь несколько человек для прикрытия, – говорил Никольский Фитисову, а тот раздраженно хмурился, отчего создавалось впечатление, что досужий подчиненный донимает начальника глупыми предложениями, в то время как все распоряжения давно подписаны и отправлены, куда следует. Собственно, дело почти так и обстояло.

– Динэр, опять ты забыл, шо командир подразделения тут я, а руководитель операции – Крыжановский? И свой номер в очереди, похоже, ты тоже забыл? – отчеканил Фитиль.

– Да будет тебе, довёл нас до места, и ладно. А дальше изволь молчать, не твоего ума дело. М не кажется…