Когда улыбнется Ганеш - [20]

Еду на далекую окраину города, оказываюсь в хорошо ухоженном парке с обширными зелеными полянами и — нарядными павильонами. Главная достопримечательность парка — ферма крокодилов. Здесь их разводят — и обычных аллигаторов, и гангских гариалов с тонкой, как клюв аиста, пастью. Гариалы хоть и относятся к разряду священных животных, предназначены для использования далеко не в божественных целях. Их кожа, оказывается, представляет значительно большую ценность, нежели кожа обычных крокодилов. На ферме их выращивают, а затем выпускают для массового размножения и специально отведенный естественный водоем. Они сидят на цементных бортиках бассейнов, копошатся в воде, отчаянно дерутся друг с другом из-за рыбы и издают зычный скрежет. Дети разглядывают их из-за стальной сетки.

И снова я на дороге. Мчусь на юго-восток, к Аллахабаду. Натыкаюсь на пробку. Три десятка водителей двадцатитонных грузовиков решили заночевать на середине шоссе. Долго бужу шофера переднего грузовика. Он просыпается, трет глаза, оправляет тряпку-дхоти, которую многие носят в Индии вместо штанов, нехотя отводит машину на обочину. Потом наступает очередь его коллеги. Не могу понять, почему они с самого начала не оставляют на шоссе проезда. Пытаюсь выяснить, есть ли в этом странном обычае хоть какой-то резон. Но водители в ответ лишь улыбаются, теребят мохнатые усы или озабоченно чешут затылки. Поведение людей на дорогах и улицах городов так и осталось для меня одной из непостижимых загадок субконтинента. Выезжая из переулка на главную улицу, водитель здесь почти никогда не смотрит по сторонам. На светофор часто не обращают ни малейшего внимания. Перед вашим носом, когда вы едете с приличной скоростью, вдруг начинает поворачивать велосипедист, — к вам под колеса неожиданно кидается нищий. Вы никогда не можете предвидеть логику действий водителя идущей впереди вас машины. Он может вдруг ни с того ни с сего остановиться посреди дороги. Вы, наконец, сплошь и рядом с трудом успеваете увильнуть от машины, невозмутимо мчащейся навстречу по вашей стороне. Индийский водитель словно не видит никого вокруг себя, едет так, будто он один на дороге. На протяжении каких-нибудь двухсот километров вы можете встретить десятка полтора перевернутых грузовиков. Их, как правило, перегружают чуть ли не вдвое, они от этого утрачивают маневренность, а шоссе для свободного водостока в сезон дождей делается слегка покатым к обочинам. В результате резкое торможение переворачивает почти неуправляемую из-за перегрузки и накренившуюся громадину. По ночам довольно часто встречаешь грузовики и автобусы без огней, мчащиеся в кромешной тьме. Столь же странно и нелепо ведут себя и пешеходы.

Все это как-то не вяжется с традиционной индийской доброжелательностью, с присущим индийцам чувством товарищества. Южноазиатский «стиль» вождения автотранспорта иногда объясняют пренебрежением к смерти, характерным якобы для индуизма. Говорят также, что автотранспорт в качестве повышенного источника опасности еще не осознан людьми, страх перед ним не вошел в плоть и кровь. Ни одно из этих объяснений не может меня удовлетворить… Об индийских дорогах буржуазные авторы пишут иногда с нескрываемой неприязнью и издевкой, договариваясь до того, что идущие по ним люди по уровню своего сознания мало чем отличаются от толпящихся тут же буйволов и священных коров. Мне противны эти циничные «откровения», это высокомерное издевательство над бедностью, отсталостью, действительно низким уровнем сознания…

Вот и Аллахабад, древний Праяг. Он отходит ко сну, его уютные улицы пусты. Этот город, расположенный у слияния Ганга, Джамны и невидимой подземной реки Сарасвати, носящей имя богини просвещения, на протяжении веков был индуистской святыней. Он и сегодня остается местом массового паломничества. В XII веке он был захвачен мусульманами, а в 1584 году переименован в Аллахабад — город Аллаха. Здесь множество памятников — индусских и мусульманских, древних и новых. Здесь родился и вырос Джавахарлал Неру. Проезжаю мимо знаменитого Сварадж Бхавана, Дворца самоуправления, построенного на его средства в 1930 году, задолго до того, как англичане вынуждены были расстаться с «жемчужиной» английской короны — Индией. У слияния рек — форт Акбара. Осматриваю его, как и весь Аллахабад, бегло. К утру меня ждут в Варанаси…

Светает. Еду по бесконечно длинному и узкому мосту через Ганг, который здесь, пожалуй, шире, чем где бы то ни было в Индии. Первые блики несмелого солнца сверкают в крупной ряби зеленоватой воды. Вдали, на правом берегу, громоздятся друг на друга храмы, башни, террасы, крутые стены каких-то непонятных строений. Это и есть Варанаси, город полутора тысяч храмов, имя которого, переиначенное английскими колонизаторами, англичанами, долгое время звучало в Европе иначе — Бенарес.

Несмотря на раннее утро, каменные ступени, ведущие к реке, усеяны людьми. На них под ветхими тентами — тысячи и тысячи пилигримов. Их намного больше, чем в Хардваре. Люди приходят к берегам реки-богини, чтобы испросить у нее помощи в трудной своей жизни, вымолить прощение грехов или просто закончить здесь свой век, «освободиться от оков кармы», то есть разорвать цепь перевоплощений, на которые, согласно индуизму, обречены на долгие годы, если не навсегда все живые существа и которые прекратятся лишь в том случае, если человек был исключительно добродетельным и испустил дух у Ганга. Многие пришли сюда издалека, преодолев реки и горы, пройдя по пыльным дорогам сотни и сотни километров.