Когда разливается Акселян - [4]

Робко поднявшись с места, Тимер опустил голову. Что такое каменный уголь? Слово это он слышал впервые. Уши мальчугана покраснели и стали похожи на осенние кленовые листья.

— Топят им, — сложив у рта ладони, зашептал Малик, один из тех, кто встретил новичков вчера.

Но зашумело от испуга в голове Тимера, не слышал и не видел он ничего.

— Топят, — показывая на печь, подсказал и Галяу. — В печи кладут.

«Кладут» — услышал Тимер и облегченно вздохнул.

— Из каменного угля кладут печи, — широко улыбнувшись, ответил он.

Класс засмеялся.

Учитель удивленно пожал плечами, не зная, сердиться ему или нет.

Тимер совсем пал духом. «А еще друг называется! — подавленно подумал он о Галяу. — Слушай его после этого».

С тех пор нередко дразнили его товарищи:

— Эй, Тимер! Не сложишь ли нам печь из каменного угля?..

Но время шло… Ко всему привыкает человек, ребенок особенно. Распорядок дня в приюте был прост. Утром — четыре часа учебных занятий, после обеда работали в столярной мастерской, где делали столы и стулья… И все бы хорошо, да только не нравился мальчикам учитель труда Курбанов — уж очень суров. Что не по нему, тут же швыряет на пол топор или фуганок и начинает дико ругаться. Серые глаза его круглеют, нос хищно обостряется, хватает он своих учеников за уши, больно выворачивает их, а то и по щекам бьет. Ребята мстили ему за это по-своему: расписывали тайком стены надписями, одна из которых, например, сообщала: «Курбан — дурак, ему в ухо кулак!»

Тимеру от учителя попадало редко, он любил работать в мастерской. Он первым среди сверстников перешел на токарный станок, к которому других Курбанов и близко не подпускал. Кричал: «Сначала топор научитесь в руках держать!»

Мальчишки злились на Тимера.

Тимер обижался. Разве не видят они, как он старательно работает. Видно, зависть в них говорит. Учителя боятся, а на нем зло срывают. Ох, и нелегко ему стало жить! Дежурные в столовой специально наливают ему самый жидкий суп, без кусочка мяса. Одна вода и капуста. А перед сном озорники прячут его подушку или раскидывают поставленные сушиться ботинки. Не заметишь, так и проваляются до утра сырыми…

Как-то наступил очередной понедельник. В этот день Курбанов бывал особенно сердит: глаза у него мутные, нос красный, весь трясется и все валится у него из рук. Курбанов еще не приходил в мастерскую, и мальчишки сломя голову носились по ней. Галяу изображал учителя: встал за токарный станок и, понизив голос, заворчал:

— Вот никуда не годный кусок, взяли его в руки. Так! Прикрепляем его к станку. Так-так! Нажимаем на педаль. Вж-ж-ж!.. Что же получается, а?

Станок неожиданно издал протяжный воющий звук, что-то в нем треснуло, и он остановился.

Схватившись за голову. Галяу от страха присел к опорам станка. Что делать теперь?..

В это время в мастерскую вошел Курбанов.

— Стоим? Так-так…

Все молчали. Сегодня учитель казался просто разъяренным.

«Все!.. Мы пропали!..» — затаили дыхание перепуганные ученики.

Внезапно, похрустывая стружками, валявшимися под ногами, Тимер медленно направился к Курбанову.

— Агай! — тихо сказал он. — Я сломал вал токарного станка.

— Что? Дармоед! — заорал учитель и, засучив рукава, бросился к мальчугану. Казалось, вот-вот он его ударит.

Тимер не побежал, а стоял как вкопанный. В голове у него зашумело, отчаянно забилось сердце, а глаза вспыхнули бешеным огнем. «Они были как огненные стрелы», — с восхищением говорили позже ребята.

Учитель остановился.

— Тьфу, чертов глазастик! — рявкнул он, резко повернулся и, хлопнув дверью, ушел.

— Ай да Тимер! — пробормотал, придя в себя, Галяу. — Ну и храбрец.

— Он же знал, что ему не попадет от Курбанова, — сказал кто-то. — Хотел обелить себя перед нами, вину взял на себя.

Но остальные мальчишки не поддержали говорившего.

Тимер же почувствовал, что с этого дня ему будет легче жить со своими товарищами.

Вскоре Курбанов исчез. Говорили, что перешел на другую работу. На его место пришел Сергей Михайлович, симпатичный русский старичок с круглой бородой.

— Давай, Тимер, теперь к нему подлизывайся, — смеялись некоторые.

— А что, Сергей Михайлович свой человек!

— И Курбанов для тебя был своим.

— Слышать о нем не хочу!

— Ха-ха-ха!..

Приходил мастер Сергей Михайлович всегда вовремя.

Вот и сейчас, только вошел, сразу началась работа. У Тимера станок гудит ровно, стружка белой красивой лентой выходит из-под резца.

— Молодец, Тимерка! — одобрительно качает поседевшей головой мастер.

Тимер покраснел. Опять его хвалят, и так его сверстники недолюбливают. Он опустил голову, кулаком вытер пот со лба и не очень уверенно произнес:

— Не хвалите меня, Сергей Михайлович. Мальчишки насмехаются. Раньше и вовсе ходу не давали, дразнили сыночком Курбанова.

— Хорош сыночек, — засмеялся мастер и, прижав мальчика к своей старческой груди, ласково погладил по голове. — Не обижайте его понапрасну, ребята.

У Тимера навернулись на глаза слезы, душа его обмякла, а в памяти вновь возникло доброе лицо отца с морщинками у глаз, вновь на себе почувствовал он его крепкие руки, услышал тихий голос…

На втором году учебы Тимера перевели в город, в железнодорожную школу. Что ж, трудился он неплохо, вышел в передовики, но в последнее время его стало тянуть в родную деревню. Мать состарилась, изба без мужской руки совсем покосилась и требовала ремонта. Пришла необходимость ехать домой, вступать в колхоз и налаживать хозяйство…