Когда нам семнадцать… - [19]

Щуря близорукие глаза, Мария Павловна с любопытством уставилась на белый комочек. Она не успела понять, в чем дело, как в классе раздался оглушительный крик Вовки: «Брысь, противная!» — и белый комочек мгновенно исчез. В классе поднялся смех. Когда шум утих, Вовка объяснил учительнице:

— Это, геноссин лерерин, крыса-альбинос. Повыпускали их юннаты, они теперь и бегают.

— Альбинос? Крыса? — переспросила растерянно Мария Павловна. — Знаю, знаю, по-немецки «албине ратте». — Поправив свою прическу, она снова засияла улыбкой и стала слушать бойкий ответ ученицы.

Предложив Миле еще два-три нетрудных вопроса, учительница сказала: «Генуг, довольно», — и вывела отметку.

Сидящий за первым столиком Вовка провел рукой по волосам, показывая четыре растопыренных пальца. Это означало, что за ответ Чаркиной поставлено «хорошо». Улыбающаяся Мила посылала благодарные взгляды Игорю.

Последним вызвали Андрея Маклакова. Он заглядывал в учебник и судорожно выдавливал из себя каждое слово.

— Геноссе Маклаков! Вы читаете, как ученик первого класса!

— А я всегда так читаю, — невозмутимо отвечал Маклаков.

— Но это же зер шлехт! Очень плохо.

— Что поделаешь, как могу!

— Ну хорошо, хорошо! — поморщилась Мария Павловна. — Назовите предлоги, управляющие аккузативом и дативом, то есть винительным и дательным падежами.

Маклаков замялся.

— Цвишен, цвишен! Унтер! — раздалось позади Маклакова.

Беспомощно ловя руками воздух, Андрей покорно повторил:

— Цвишен… Унтер…

— Ну, а еще какие? — не отступала Мария Павловна.

— Фор! Фор!.. — несся шепот.

— Фор! — тяжело выдохнул Маклаков.

— А еще? — тянула учительница. — Отвечайте смелее!

— Небен, небен! — нарастал шепот, в котором трудно было что-нибудь разобрать.

— Ну, пожалуйста! — просила Мария Павловна.

— Небен, небен! — старалась Милочка.

— Ой, что же это у нас творится! — посмотрел на меня Игорь. — А вдруг Ковборин зайдет? Помнишь, как тогда на собрание.

— Маклаков сам виноват!

— Леший с ним, лишь бы директор не нагрянул. Небен, небен, — громко зашептал Игорь.

Я потянул его за рукав:

— Знаешь что, помолчи! Милочке помогай сколько хочешь, но этому дубине…

Игорь вспыхнул:

— А ты знаешь, что Маклаков становится лучше? Ты заметил, как он последнее время ведет себя с нами? Исправляться стал парень!

— Сказанул…

— Небен, небен, чтоб тебя… — подключился Игорь к общему хору.

— Мебель! — решившись наконец, брякнул Маклаков.

— Вас ист дас? Что с вами? — развела руками Мария Павловна. — Да вы же ничего не знаете! Садитесь! Зер шлехт! — Взявшись за ручку, она стала выводить отметку.

Над головой Вовки промелькнули два пальца. Все умолкли.

— Что же это, Маклаков, — кивнула своей прической Мария Павловна, — неужели я вас ничему не научила? Как нехорошо!

— Он готовится в поход! — крикнула Чаркина. — На Байкал!

— На Байкал? Это правда, геноссе Маклаков? — удивилась Мария Павловна.

— Совершенно точно, — переступил с ноги на ногу Недоросль.

— Это, конечно, похвально. — Смущенная неожиданным оборотом дела, Мария Павловна растерянно поправила свою башню-прическу и тихо произнесла: — Маклаков! Проспрягайте глагол «фарен» — ехать.

Недоросль чуть не подпрыгнул от радости. К нашему удивлению, а может, и к собственному, он знал этот глагол! Рука учительницы снова потянулась к журналу, и над головой Вовки показалось три пальца.

Тут уж и Игорь с негодованием посмотрел на Маклакова. А я даже глядеть не мог, до того было противно.

— Эх ты, чем заработал отметку! — сказал я Маклакову, когда после экзаменов мы выходили из класса.

— А что, разве я не еду? Я еду — я фарен! — развязно ответил Маклаков. — Попробуйте не взять.

— Вот тебе! — Игорь смастерил фигуру из трех пальцев. — Видел Байкал?

— Но-но, поосторожней! — ощерился вдруг Недоросль. — Вы ведь все в моих руках… Знаю, где пушечку-то храните!

Меня точно стукнули по голове.

— Что ты сказал?

— То, что слышал! Так что выбирайте одно из двух…

И Маклаков ужом проскользнул между нами и выскочил в коридор.

Глава восьмая Курс на Байкал

Хорошо на берегу Ангары в жаркий летний полдень! Гладь реки голубая, струистая. Если зажмурить глаза и долго смотреть на поверхность воды, облитую солнцем, кажется, что над водой, повиснув в воздухе, кружится бесчисленное множество спиральных хрусталиков. Веет прохладой и каким-то особым ангарским ароматом, его не вдыхаешь, а словно пьешь…

Возле берега, где помельче, бродят мальчишки, засучив до коленок штаны. В руке у каждого самодельная острога, палка с прикрученной на конце столовой вилкой. Высмотрев в прозрачной воде крупный камень, рыболов осторожно переваливает его набок и вонзает вилку в широколобку, притаившуюся на дне. Широколобки — смешные коротенькие рыбешки с головами, как картофелина. Смешные и мальчишки — вихрастые, увлеченные охотой. Но в ангарской воде долго не пробудешь, босые ноги быстро коченеют, и поэтому мальчишки, бросая свои «остроги», с гиканьем кидаются в горячие кучи песка у подножия косогора и подолгу там барахтаются.

К речному аромату примешивается запах вара — где-то поблизости смолят лодки. Стремительно плывут вырвавшиеся из плотов одиночные бревна. Вдали за островами вьется черный дымок парохода.