Когда нам семнадцать… - [21]
— Лешка! Погляди! — вдруг закричал Вовка.
Сцепившись друг с другом, Игорь с Маклаковым катались по песку. За ними бегала Тоня, пытаясь их разнять.
— Ну чего… чего она лезет? — горячился Вовка. — Бей, бей его, Конструктор!
Так продолжалось несколько минут. С помощью доктора дерущихся удалось наконец разнять. Тоня махнула нам рукой, и Вовка согласился на «дипломатические» переговоры.
Когда мы подошли, бросив к ногам Недоросля рюкзак, у лодки было уже относительно спокойно. Маклакова, сидя на камне, прикладывала к голове мокрый платок. Возле нее со смущенным видом прохаживался Виталий Львович. Маклаков, выставив вперед ногу, нещадно колотил об нее шляпу-ковбойку, выпачканную в песке. Игорь ополаскивал лицо. Тоня уединилась в лодке и, опустив за борт руку, с грустным видом чертила на воде кружочки. Доктор стоял подбоченившись, усмехался в бороду, ожидая развязки. Наконец Недоросль закончил чистку своей шляпы. Сунув руки в карманы «гольфов», он обратился к профессору:
— Так что же, берете или нет?
— Вы же видите, — оправдывался профессор, — ваши же товарищи не хотят.
— Так. Ну что ж, товарищи, мы еще встретимся! Все припомню: и пушечку и сегодняшний день!
Схватив рюкзак и напялив на голову шляпу, Маклаков вразвалку поплелся по берегу. Дойдя до баржи, он остановился и показал нам кулак. Сконфуженная мать шла сзади.
— Заводи! — скомандовал доктор.
Игорь с такой силой крутанул маховик, что мотор сразу взревел, и сизые кольца дыма покатились по реке.
Я уселся за руль, Вовка с Игорем — возле мотора. Виталий Львович, все еще хмурясь и покачивая головой, расположился в носовой части.
— Прибавь газку! — весело крикнул доктор, сталкивая моторку.
Лодка качнулась на воде, потом сделала плавный разворот и понеслась от берега.
— Счастливо! — махнула голубой косынкой Тоня, прижимаясь к отцу.
И мне снова сделалось грустно. Приход Маклакова помешал по-хорошему проститься с Тоней…
Ангарская быстрина подхватила лодку. Все глуше становились голоса, стерлись расстоянием лица, и только голубая косынка, как флажок, еще долго виднелась на берегу. Тоня, Тоня… Почему она не поехала с нами?
Моторка уже вышла из мелководья протоки и шумливо шла навстречу течению. Знакомые места — островки, разводья… Здесь мы с братом не раз охотились на уток.
Моторка уже вышла из мелководья протоки и шумливо шла навстречу течению. Знакомые места — островки, разводья…
Лодка уверенно шла вперед, и вот уже справа замелькали темные лесистые сопки, у подножия их временами вились паровозные дымки. По левую сторону, за зелеными шапками островов, маячили чуть заметные очертания города. Он все удалялся, удалялся… А прямо перед нами расстилалась широкая синь Ангары, освещенная горячими лучами солнца.
Виталий Львович, придвинувшись к Игорю и Вовке, стал с увлечением что-то рассказывать. До меня доносились лишь отдельные слова. Но когда напротив небольшой деревушки профессор вскочил и энергично махнул рукой поперек реки, я понял: здесь в будущем пройдет могучее тело ангарской плотины. Когда это будет?
От воды и от зелени, от солнца и от неумолчного рокота мотора кружилась голова.
Начало вечереть. От реки понесло сыростью. За лесистыми сопками багровел закат. По воде с берега потянулись черные тени. Показался мысок мохнатого острова. Решено было пристать на ночлег.
Я круто повернул руль. Лодка пронеслась еще вперед и плавно взлетела на шелковистую осоку.
С острова уезжали ранним утром. Снова речной простор, снова рокот мотора. Ангара здесь стала заметно уже, а течение сильней. Лодка с трудом продвигалась вперед, подолгу задерживаясь на перекатах. Во всем сказывалась близость Байкала: воздух стал прохладнее, по берегам потянулись высокие скалы. Нежную зелень березовых рощ и осинника сменила темная хвоя сосен и лиственниц.
Еще один поворот за остров… Отвесные берега реки стали сближаться, подыматься ввысь, как бы образуя ворота. Из них, из этих каменных ворот-великанов, седой Байкал выпускал на просторы Сибири свою единственную дочь — Ангару.
Вот слева у берега над водой показался кусок мутно-зеленой скалы. Вершина ее плоская, как крышка сундука.
— Шаманский камень! — приветственно помахал своей шляпой Виталий Львович.
Возле истока реки течение стало почти неодолимым.
— Не подкачай, милый! — хлопотал Игорь возле мотора.
Лодка то застывала на месте, то делала чуть заметные сдвиги и вдруг с силой рванулась вперед… Перед нами открылась равнина Сибирского моря. Под лучами солнца оно казалось даже не голубым, а каким-то прозрачным, как небо. И только чуть заметная дымка на горизонте напоминала о том, что и у этого простора есть где-то край…
Игорь выключил мотор. Сразу стало тихо-тихо, только пронзительные крики вертких ласточек нарушали тишину. Но так казалось поначалу. Вот откуда-то справа, из-за зеленеющих скал, донесся протяжный гудок паровоза, потом послышался шум пароходных колес. Судно, отойдя от пристани, повернуло прямо в открытое море. Где-то там, в далекой синеватой дымке, затерялось селение Удыль…
— На питомник! — скомандовал Виталий Львович, показывая рукой, куда мне рулить.
Мотор заработал как-то удивительно весело и легко, лодка стремглав понеслась к отвесным берегам.
