Когда мы молоды - [80]

…Утром она проснулась с легким, светлым чувством. Приятное ощущение покоя владело всем телом. Сквозь розовые шторы смеялось солнце. На соседней кровати дышит он, спокойно, размеренно и глубоко, из-под белоснежной простыни выглядывают худые плечи, он спит, лежа на животе, резко согнув ногу в колене и вытянув другую — как спринтер на бегу; длинные волосы закрывают лицо, выглядывает только кончик несколько длинноватого, с горбинкой, носа, черная прядь над ним тихонько шевелится в такт дыханию: вверх-вниз, вверх-вниз…

Она удивилась тому, что вовсе не удивляется, не испытывает ощущения неожиданности, обычно охватывающего человека, проснувшегося в непривычном месте. Удивилась, что не замечает никаких изменений в себе, что она та же, какой была вчера, и позавчера, и всегда. Старательно моясь под душем, она вспоминала со снисходительной улыбкой разговоры подруг, твердивших с романтическими вздохами, что  п о с л е  чувствуешь себя совершенно иначе, вообще становишься другой. Ничего подобного, она осталась абсолютно той же. Она намыливала и терла ладошкой тело, ноги, руки, и все было точно таким, как раньше, значит, ничего ужасного с ней не произошло. И она почувствовала себя еще увереннее, теперь она по-настоящему взрослая и никому в мире, уж извините, не обязана отдавать отчет.

Ей хотелось петь, но она одевалась тихо-тихо, чтобы не потревожить его сон. Улыбающаяся, с распущенными по плечам влажными волосами она стала перед зеркалом. Она нравилась себе. Доброе утро, молодая взрослая женщина!

Потом она принялась убирать со стола, со вчерашнего вечера все так и осталось нетронутым. Легко ступая, чтоб не звякнуть посудой, по отдельности носила к умывальнику каждый стакан и каждую чашку, каждое блюдце и каждую тарелку, мыла их, вытирала полотенцем и несла назад. Под конец ей попался под руку оборванный лист газеты, в нее накануне была завернута привезенная им колбаса. Перед тем как бросить замаслившийся газетный лоскут в корзину, она, уж было скомкав его, заметила заголовок: «Выращивайте бройлеров!» Она невольно засмеялась такому совпадению. Надо прочитать, ведь для нее важно все, о чем он говорит с ней. Сев к столу и разгладив лист, оказавшийся четвертой страничкой позавчерашней районной газеты, она начала читать. Выражение ее лица медленно изменялось.

«Во многих странах, — говорилось в статье после вступительной части, где указывалось на важность повышения производства мяса, — как, например, в США, ГДР и других, получило большое развитие выращивание бройлеров. Эта высокоэффективная отрасль животноводства находит все больше сторонников и в нашей стране. Что же такое бройлер (от английского «broil», жарить на решетке)? Это мясной цыпленок, которого забивают в возрасте 60—70 дней, потому что как раз до этого срока достигается наибольший привес на кормовую единицу. Благодаря интенсивному откорму рост ускоряется, так что к моменту забоя бройлеры достигают веса от 1,4 до 1,6 килограмма. Мясо бройлеров сочно, нежно, содержит мало жира… Для разведения бройлеров отбирают главным образом мясные и яичные породы кур… Наиболее продуктивны гибриды от скрещивания мясных пород…»

Она чувствовала себя до такой степени жалкой, что, перестань она сейчас читать, не знала бы, что с собой и делать.

«…Из инкубаторов однодневный молодняк поступает… содержится в просторных помещениях с толстой подстилкой из соломы… или в клетках… …откармливается сухими комбикормами…»

В самом низу была ссылка на источник: «Тимощенко. Организация производства бройлеров в США».

Кусок газеты в масляных пятнах упал на пол.

1977

ВЗРЫВ

Рассказ написан на основе действительного события

I

Вальтер проснулся с первыми солнечными лучами, пробивавшимися сквозь опущенные жалюзи, и осторожно, стараясь не шлепать туфлями, выбрался на кухню. Залитая утренним светом, кухонька не казалась такой уж тесной. Остановившись у сверкающей белой эмалью плиты, он оглянулся на неплотно притворенную дверь. Там, в их крошечной спальне, свернувшись калачиком, спрятав веснушчатый носик в подушку и чему-то улыбаясь во сне, чуть слышно дышала Эрика.

Неделю назад они поженились. Взяли отпуск, и вот оно, счастье! С утра они уходили на Рейн, брали лодку с навесным мотором и уплывали вверх по течению, туда, где серый камень городских набережных сменяется зеленью лугов, где плакучие ивы размахивают над водой длинными ветками, словно рукавами. Причалив, они устраивались на мягкой траве и, глядя сквозь кружево листвы в высокое безоблачное небо, простодушно ворковали о том, чего ожидают от жизни.

Он требовал, чтобы Эрика оставила работу: какой же он мужчина, если не сможет прокормить семью. Она стояла на своем: уйдет с завода не раньше… не раньше, чем появится в том прямая необходимость! Тут они, чтобы скрыть смущение, принимались оба смеяться, спрашивая и перебивая друг друга: «Чего ты смеешься?» — «А ты чего?» — оба были слишком юны, чтобы говорить напрямик о «таких вещах». Потом, вдруг решившись («в конце концов мы муж и жена, или нет?»), начинали мечтать, гадая, кем сначала их порадует аист, мальчиком или девочкой? И как они его или ее назовут? И какую купят коляску? И сколько еще потребуется колясок? За столь нескромные слова Вальтер получал затрещину. Доказав таким способом свою благовоспитанность, Эрика принималась втолковывать супругу, непрактичному, как все мужчины, что и двоих, и троих, и даже четверых можно вырастить с одной коляской, если только не позволять детям рождаться каждый год.