Коббл Хилл - [70]

– Да, пожалуй, – согласилась Элизабет. – Я бы спрятала его по частям. Как в новостях про ту девушку со Стейтен-Айленда, которую нашли в реке.

– Тебе всегда нравились квесты, «охота за сокровищами» и все такое, – сказал Таппер.

Элизабет не переставала думать об убитой девушке и о частях тела, которые еще не нашли. Инсценировка ее собственного убийства в их ванной была чем-то вроде наброска, но это было личное, только для глаз Таппера. Она могла бы сделать все намного лучше.

От Элизабет исходило какое-то возбуждение. Таппер тут же поддержал ее:

– Ты можешь это сделать. Квест с манекенами.

– Для чего? – огрызнулась Элизабет, раздраженная его вмешательством. В задачи Таппера как партнера не входило предлагать что-то или подбадривать ее. От него требовалось только не путаться под ногами, когда она работала. Естественно, и Элизабет, в свою очередь, никогда не озвучивала никаких идей относительно его творений. Все они были удивительно искусными, создавались с целью заработать как можно больше денег и, кажется, утоляли тягу Таппера к творчеству. Когда он делал солонку и перечницу в виде скунса, она никогда не говорила: «А почему бы не сделать их в виде барсука?»

Зазвонил телефон. Элизабет вскочила, чтобы взять трубку. Наконец-то звонят из фонда Макартуров, чтобы предложить ей «грант для гениев»! Но это был Нью-Йоркский городской балет, предлагавший скидку на билеты на зимний сезон. Элизабет с отвращением повесила трубку.

Супруги из телешоу отказались от розового оштукатуренного бунгало с сомнительной соломенной крышей и от кирпичного дома на сваях и выбрали скучную и ничем не примечательную квартиру с «потрясающим» видом на парковку.

Элизабет окунула большой палец в кленовый сироп и облизала его.

– Я не знаю, сколько пробуду здесь.

Таппер опять почувствовал тошноту, еще сильнее, чем в то утро после караоке. Присутствие Элизабет всегда влияло на него странным образом, но он совсем об этом забыл. Таппер не хотел, чтобы она уходила. Он хотел, чтобы она разделась и залезла в ванну, а он мог смотреть на ее длинное, похожее на скелет тело и приносить ей все, что она попросит. Но рядом с этим всегда было ощущение надвигающейся потери: сейчас она здесь, но рано или поздно уйдет.

Они всегда играли в эту игру. Элизабет нравилось напряжение и трепет оттого, что что-то неправильно, что-то не так. Это беспокойство будоражило ее. Она описывала подобное ощущение французским словом frisson[57].

– Ты слышала о несчастном случае? Сегодня утром, перед рассветом? – спросил Таппер, потому что знал: если он не внесет свою лепту в это напряжение, frisson сразу же исчезнет и Элизабет уйдет.

– Какой несчастный случай?

– Парень в роскошном кабриолете проскочил поворот с шоссе Бруклин-Квинс на Коламбия-стрит. Его машина наполовину перевернулась, а голова ударилась об ограждение с такой силой, что полностью оторвалась от тела.

– О-о-ох, – огромные серые глаза Элизабет расширились от восторга. Она схватила ручку с приставного столика и конверт из огромной стопки нераспечатанной почты. – Давай нарисуем это.

Она изобразила машину с опущенной крышей и водителем в солнцезащитных очках от Ray-Ban, счастливо едущим по шоссе. Затем появилась куча стрелок, резкий выездной поворот с ограждениями по обеим сторонам и днище машины, перевернутое к левому ограждению так, что водителя стало не видно. В небе она нарисовала парящую голову в очках Ray-Ban и пролетающую рядом чайку, хлопающую крыльями.

Элизабет была так талантлива. Если продать ее рисунок на интернет-аукционе, тот, вероятно, принесет им целое состояние.

– Голову нашли?

– Думаю, да, – сказал Таппер, радуясь, что ей так понравилась эта история. Элизабет отложила ручку.

– Может, нам стоит объединиться?

Таппер нервно взглянул на экран телевизора. На экране муж и жена обнимались и счастливо улыбались на своей новой террасе, глядя на парковку с потрескавшимся асфальтом и одинокой пальмой. Элизабет никогда не вовлекала мужа в свою работу. Он поставил липкую тарелку на кофейный столик и вытер рот бело-голубой клетчатой салфеткой.

– Но ты ведь никогда и ни с кем не сотрудничаешь, – он оборвал себя, стараясь не указывать ей и ничего не загадывать наперед.

Элизабет выковыряла чернику из передних зубов.

– Ну а что? – спросила она. – Давай попробуем.

– Я польщен.

– Да. Что ж…

Элизабет не умела ни обмениваться комплиментами, ни быть любезной. Неужели она предложила ему сотрудничество для того, чтобы ее муж почувствовал себя значимым? От этой мысли ее начинало тошнить. Она надеялась, что это не так.

– Спасибо, – сказал Таппер, – я подумаю.

Элизабет рассмеялась:

– Иди сюда.

Он поднялся и сел рядом с ней на узкий диванчик. Она взяла его за запястья и сжала их. Они ей всегда нравились. Руки Таппера были костлявыми и длинными, почти собачьи лапы. Он протянул руку и пригладил ее густую темную бровь. Элизабет закрыла глаза и прижалась лбом к его лбу. Когда они были детьми и учились водить машину в штате Мэн, он гонялся за кроликами, чтобы доставить ей удовольствие, но никогда не наезжал на них.

– От тебя так сладко пахнет, – сказала Элизабет. Таппер поцеловал ее изогнутые вниз губы и погладил другую бровь. Почему он так беспокоится? Разве трудно быть вместе? Парочка в телевизоре плакала от счастья и обнималась. Может быть, жалкий вид из этой уродливой квартиры был их