«Князья, бояре и дети боярские» - [87]
Перечисление погостов, по которым были записаны новгородские тысячники из дворовых, совпадает по Шелонской пятине (по Водской и Деревской пятинам тысячниками 1-й статьи было представлено всего по одному погосту, а Обонежская и Бежецкая пятины вовсе не дали своих представителей в эту статью). В обеих статьях Никольский с Высокого городка погост был записан после Бурежского. Иная картина наблюдается при сопоставлении погостов в списках дворовых и городовых детей боярских. При описании тысячников 2-й статьи по Шелонской пятине из числа дворовых детей боярских последовательно (вместе с целым рядом других погостов) были перечислены Бурежский, Которский и Любинский погосты. Список городовых той же пятины знает эти погосты, но называет их в другом порядке: Которский, Бурежский, Любинский. Так же обстоит дело и с Водской пятиной. Список дворовых детей боярских последовательно называет тысячников из Никольского Ижерского, Сабельского, Каргальского и Дудоровского погостов. В списке городовых эти погосты фигурируют уже в другом порядке – Каргальский, Дудоровский, Никольский Ижерский и, наконец, Сабельский[697].
Подобные несовпадения свидетельствуют о параллельном ведении списков и, как следствие, говорят в пользу давней традиции существования категории дворовых детей боярских в Новгородской земле. Другой вопрос, какое место занимала она в системе организации службы. Параллельное ведение списков присутствовало в ранних десятнях в рамках уже объединенных служилых «городов», как, например, в коломенской десятне 1577 г.[698]
Писцовые книги валового описания конца 1530-х гг. неоднократно упоминают о придачах, сделанных помещикам по «явленным» («явчим») спискам. В нескольких случаях конкретизируется, что эти списки составлялись «у смотрения». Все подобные упоминания не сопровождались датами или именами лиц, производивших смотры. Вероятно, речь шла о хорошо известном составителям писцовых книг событии, произошедшем незадолго до начала описания. Сопоставление с Тысячной книгой и родословными росписями показывает, что среди тех, кто был отмечен в «явленных» списках, на равных присутствовали как городовые, так и дворовые дети боярские. Обе эти категории, таким образом, верстались одновременно. С Новгородской землей связано первое упоминание о десятнях. Вполне вероятно, что упомянутые в царской грамоте 1554 г. князья Белосельские в силу своего происхождения служили по «дворовому» списку. Их запись в «десятнице» была сделана задолго до отмеченной даты. В таком случае можно было бы говорить о ранней фиксации местных дворовых в документах, которые описывали состав служилого «города».
Ситуация в других центральных уездах отличалась от новгородского примера. Дворовые дети боярские большинства «старых» уездов продолжали сохранять свою обособленность, не смешиваясь с другими служилыми людьми из своих уездов. Первые упоминания о десятнях для центральных уездов встречаются в Дворовой тетради. В белозерской рубрике при упоминании князя И.А. Шелешпанского встречается помета об его отбраковке в связи с похолоплением «по смотру и по десятне Третьяка Дубровина». В ряде списков Дворовой тетради эта помета дополнялась цифрой «63» (1554/55 г.)[699]. Очевидно, что к этому времени дворовые дети боярские уже начали учитываться в десятнях, то есть де-факто вошли в состав объединенных уездных корпораций.
Место дворовых детей боярских как рядовых членов Государева двора постепенно заняли выборные дворяне. Их появление было инициировано, видимо, еще в конце 1530-х гг. Пресловутая «тысячная реформа» замышлялась еще правительством Елены Глинской, однако не была реализована. Анализ структуры Тысячной книги показывает влияние на нее дворовой книги 1536/37 г., особенно в 1-й и 2-й статьях. Здесь содержались упоминания о тысячниках из распущенных удельных дворов «князь Юрьевские Ивановича» и «княж Андреевские». Изучение новгородской части Тысячной книги дает основания предполагать, что часть отобранных для придворной службы лиц должны были составить местные помещики. Уже говорилось об использовании этим документом какого-то оригинального источника, который начал составляться ранее 1550 г.
Одним из новгородских тысячников был князь Ю.И. Кропоткин. Писцовая приправочная книга Деревской пятины 1550/51 г. упоминает земли этого помещика в Городенском погосте с однозначной пометой: «Было за князем Юрием княж Ивановым сыном Кропоткина, и князя Юрья не стало 7057» (1549)[700].
Существенные расхождения наблюдаются также между указаниями Тысячной книги на погосты и фактическим землевладением названных в ней лиц. Д.А. Волохов к 1550/51 г. уже лишился своего поместья в Лосицком погосте Шелонской пятины и был пожалован поместьем в Пскове. С начала века поместье в Рютинском погосте Деревской пятины принадлежало князьям Кропоткиным. Платежная книга 1543 г., опиравшаяся на аналогичный источник первого десятилетия XVI в., называет здесь среди местных помещиков князя В.А. Кропоткина. В 1550/51 г., однако, его дети князья Дмитрий, Иван и Андрей владели землями Ужинском, Пиросском и Туренском погостах Деревской пятины. Их владения в Рютинском погосте перешли к другой ветви Кропоткиных. Второстепенный характер носили земли в Солецком погосте Водской пятины для Замятни и Некара Шепяковых. Основная часть их поместья после описания конца 1530-х гг. располагалась в Бежецкой пятине
Формирование Московского государства в XIV—XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Этот процесс был значительно растянут во времени, а его интенсивность определялась актуальными задачами внешней и внутренней политики. Процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» приспосабливаться к действующим правилам игры. В фокусе исследования находится несколько значимых групп: «князья» (потомки местных и выезжих правящих династий), бывшие удельные «вассалы», а также прибывавшие в Москву иностранцы (в первую очередь выходцы из соседнего Великого княжества Литовского)
Предлагаем вашему вниманию адаптированную на современный язык уникальную монографию российского историка Сергея Григорьевича Сватикова. Книга посвящена донскому казачеству и является интересным исследованием гражданской и социально-политической истории Дона. В работе было использовано издание 1924 года, выпущенное Донской Исторической комиссией. Сватиков изучил колоссальное количество монографий, общих трудов, статей и различных материалов, которые до него в отношении Дона не были проработаны. История казачества представляет громадный интерес как ценный опыт разрешения самим народом вековых задач построения жизни на началах свободы и равенства.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Книга доктора исторических наук, специалиста по истории Гражданской войны в России А.В. Посадского посвящена массовому крестьянскому вооруженному движению в 1918 – 1922 гг. Оно получило название «зеленого» и представляло собой самооборону крестьян против вторжений в их жизнь и быт различных участников Гражданской войны, форму вооруженной борьбы деревни за свои интересы. В изменчивых обстоятельствах Гражданской войны зеленое движение могло превращаться в красно-зеленое и бело-зеленое. Однако главная его сила заключалась в массовости.
Москва была великим городом и столицей великой державы в XVI–XVII веках. Россия того времени выигрывала большие войны, широкими шагами шла к берегам Тихого океана, мыслила себя как главный оплот истинного христианства. А Москва видела в себе Третий Рим, Второй Иерусалим, но больше всего — особый удел Пречистой Богородицы на земле. Столица православного царства прославлена была не только победами на поле брани и установлением власти на бескрайних просторах Евразии, она и в сфере культуры стремительно развивалась.
В книге рассказывается о жизненном пути одного из наиболее известных князей Древней Руси – Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125). Мономах является единственным древнерусским правителем, оставившим свою автобиографию, входящую в состав знаменитого «Поучения», созданного князем для своих детей, которое сохранилось в Лаврентьевской летописи. Тем не менее личность Мономаха по сей день окутана завесой легенд, самой известной из которых является легенда о «шапке Мономаха» и других «Мономаховых дарах», якобы полученных им от византийского императора.
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.