«Князья, бояре и дети боярские» - [84]
Наследственный характер службы приводил к естественному росту лиц, которые в силу происхождения, служебных и родственных связей претендовали на получение статуса, принадлежавшего их ближайшим родственникам предыдущих поколений. Далеко не все из них могли нести подобную службу на должном уровне. Красноречивые пометы о состоянии некоторых служилых людей сохранились в Дворовой тетради. Возле имени Угрима Хлуденева было написано: «Угрим болен и глуп – бес поместья». Князь И.А. Шелешпанский находился в холопах, а А.Ф. Путятин «помечен в разбое». А.Л. Корзинин показал, что некоторые из отмеченных здесь лиц с детства были физически неспособны нести военную службу[672].
Существовал механизм ротации, о распространенности которого для первой половины XVI в. приходится судить на основании более поздних данных. У ряда дворовых детей боярских 1550-х гг. присутствовали близкие родственники, служившие по «городовым» спискам. Их существование объяснялось двумя причинами: выдвижением сюда новых лиц из числа городовых детей боярских и очищением имеющегося круга дворовых и отбраковкой некоторых из них (либо их отцов) по тем или иным причинам. Следы «отбраковки» встречались в самой Дворовой тетради. В рубрике «Бежецкий Верх» возле имени А.А. Плишкина сохранилась красноречивая помета: «Отставлен. Служит с городом»[673].
При отсутствии комплекса десятен для рассматриваемого периода обнаружить принадлежность служилых людей к прослойке городовых детей боярских приходится методом «от противного», исходя из наличия или отсутствия их самих и их ближайших родственников в Дворовой тетради, наличия разрядных и придворных назначений. За исключением новиков, приписываемых к основному тексту этого документа (как правило, в конце каждого списка), имена детей боярских записывались большими группами, в соответствии с семейным и фамильным старшинством. Как правило, новые члены дворовых субкорпораций не имели в них «поддержки» со стороны родственников и однофамильцев. В качестве примера можно назвать «нововыезжих» М.И. Черноморского, К.И. Есипова, В.Г. Зюзина, князя М. Свирского, М. и П.Т. Львовых. Кроме князя М. Свирского все они были записаны в самом конце отдельных рубрик[674].
Та же закономерность распространяется на недавних выходцев из городовых детей боярских. По Волоку Ламскому был записан Суторма Федоров Веревкин, единственный представитель своей фамилии в этом источнике. Его братьями были Злоба и Русин Федоровы Веревкины, которые в 1553–1554 гг., то есть к моменту начала составления Дворовой тетради, находились на службе в Казани[675]. Их отсутствие в списке дворовых свидетельствует о том, что представители этой фамилии служили с «городом».
Из тверских землевладельцев происходил И.И. Хомутов. Дозорная книга Тверского уезда 1551–1554 гг. знает его самого и нескольких его близких родственников, совладельцев общей вотчины. Среди них был в том числе и его родной брат Никита, который «службу служит великому князю». В рубрике «Тверь» присутствовал также Г.Ю. Теприцкий. Кроме него тверскими помещиками 1550-х гг. были Верига Рунов, Жиня Дмитриев и Лиховид Семенов Теприцкие[676].
По Рязани служил Мурин Медведев Мокринский. Его брат Таршир и племянники встречаются в одном из поземельных актов. Многочисленные другие Мокринские владели в это время вотчинами и поместьями на территории Рязанского уезда[677].
Характер приписки к основной рубрике имело имя Ф.С. Стрешнева (после новиков и литвы дворовой). Реликтовый слой писцовой книги Можайского уезда, восходящий к 1540-м гг., упоминает большое число Стрешневых[678].
Более отдаленное родство между «дворовыми» и известными из других источников их однофамильцами 1550-х гг. свидетельствует о проведении отборов личного состава Государева двора, осуществленных в предшествующие десятилетия. С.И. Сметанина обратила внимание на отсутствие в Дворовой тетради П.М. Каракадымова Таптыкова, который в 1547 г. вместе со своими дядьями, дворовыми по Рязани Анисимом Булгаком и Иваном Темешем Андреевыми, получил грамоту на поместье, а в 1557 г. упоминался вместе с ними же в судном деле. Материалы этого судного дела показывают, что все Каракадымовы Таптыковы несли государеву службу, но, очевидно, по разным спискам[679].
Изучение родословной волочан Мечовых показывает, что в Дворовой тетради были отражены две ветви этой фамилии. Выпущенной оказалась линия Шемяки Андреева, хотя последний в 1550-х гг. определенно продолжал свою службу и в 1553–1554 гг. находился на службе в Казани. Недостаток данных не позволяет определить время этой «отбраковки», которая могла затронуть либо самого Шемяку, либо уже его отца[680]. Уже приводился пример Писаревых, большая часть которых находилась в середине века на положении городовых детей боярских. Дворовым был лишь один представитель этой фамилии – Иванча Леонтьев.
«Лишние» люди обнаруживаются среди владимирцев Нармацких и Кайсаровых[681], тверичей Ломаковых, Епишевых и Изъединовых[682], кашинцев Спешневых[683], дмитровцев Рыбиных и Бреховых[684], костромичей Путиловых[685], вязьмичей Хитрово, Кикиных и Болотниковых
Формирование Московского государства в XIV—XV вв. означало не только объединение земель Северо-Восточной, а затем и Северо-Западной Руси в рамках одного государственного образования, но и консолидацию местных элит под властью «государей всея Руси». Этот процесс был значительно растянут во времени, а его интенсивность определялась актуальными задачами внешней и внутренней политики. Процесс адаптации «чужеродных элементов» в служебную систему имел две важные составляющие: способность и целесообразность с точки зрения центральной власти вписать их в сложившуюся иерархию и, с другой стороны, желание самих подобных «элементов» приспосабливаться к действующим правилам игры. В фокусе исследования находится несколько значимых групп: «князья» (потомки местных и выезжих правящих династий), бывшие удельные «вассалы», а также прибывавшие в Москву иностранцы (в первую очередь выходцы из соседнего Великого княжества Литовского)
Предлагаем вашему вниманию адаптированную на современный язык уникальную монографию российского историка Сергея Григорьевича Сватикова. Книга посвящена донскому казачеству и является интересным исследованием гражданской и социально-политической истории Дона. В работе было использовано издание 1924 года, выпущенное Донской Исторической комиссией. Сватиков изучил колоссальное количество монографий, общих трудов, статей и различных материалов, которые до него в отношении Дона не были проработаны. История казачества представляет громадный интерес как ценный опыт разрешения самим народом вековых задач построения жизни на началах свободы и равенства.
Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.
Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.
«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.
Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Книга доктора исторических наук, специалиста по истории Гражданской войны в России А.В. Посадского посвящена массовому крестьянскому вооруженному движению в 1918 – 1922 гг. Оно получило название «зеленого» и представляло собой самооборону крестьян против вторжений в их жизнь и быт различных участников Гражданской войны, форму вооруженной борьбы деревни за свои интересы. В изменчивых обстоятельствах Гражданской войны зеленое движение могло превращаться в красно-зеленое и бело-зеленое. Однако главная его сила заключалась в массовости.
Москва была великим городом и столицей великой державы в XVI–XVII веках. Россия того времени выигрывала большие войны, широкими шагами шла к берегам Тихого океана, мыслила себя как главный оплот истинного христианства. А Москва видела в себе Третий Рим, Второй Иерусалим, но больше всего — особый удел Пречистой Богородицы на земле. Столица православного царства прославлена была не только победами на поле брани и установлением власти на бескрайних просторах Евразии, она и в сфере культуры стремительно развивалась.
В книге рассказывается о жизненном пути одного из наиболее известных князей Древней Руси – Владимира Всеволодовича Мономаха (1053–1125). Мономах является единственным древнерусским правителем, оставившим свою автобиографию, входящую в состав знаменитого «Поучения», созданного князем для своих детей, которое сохранилось в Лаврентьевской летописи. Тем не менее личность Мономаха по сей день окутана завесой легенд, самой известной из которых является легенда о «шапке Мономаха» и других «Мономаховых дарах», якобы полученных им от византийского императора.
В судьбе России второй половины XV—XVII столетий смешаны в равных пропорциях земля и небо, высокое и низкое, чертеж ученого дьяка, точно передающий линии рек, озер, лесов в недавно разведанных землях и житие святого инока, первым поселившегося там. Глядя на карту, нетрудно убедиться, что еще в середине XV века Московская Русь была небольшой, бедной, редко заселенной страной. Но к началу XVI века из нее выросла великая держава, а на рубеже XVI и XVII столетий она превратилась в государство-гигант. Именно географическая среда коренной «европейской» Руси способствовала тому, что в XVI—XVII веках чрезвычайно быстро были колонизированы Русский Север, Урал и Сибирь.