Княжна Голицына – принцесса моды - [30]

Война завершилась, и Италия была окончательно освобождена.

Нина возобновила уроки игры на фортепьяно, прерванные в годы войны. В конце года я уже участвовала в показах мод ателье сестер Фонтана. Я представляла первую и последнюю модели. Остальное время я проводила в поиске тканей и создании коллекций одежды. Я сумела привести в наше ателье всех своих подруг и их матерей. Кроме того, я уговорила участвовать вместе со мной в качестве моделей нескольких своих близких подруг: Марлизе Карафа – дочь князя Гераче ди Наполи, очень худую брюнетку, великолепно выступившую на показе (позже она вышла замуж за князя Виндисгретц), Матету (Мария Тереза) и блондинку Джунту, спортивную, с длиннющими ногами (позже она вышла замуж за Фердинандо Матараццо и сейчас живет в Бразилии в Сан-Паулу). Я сказала, что, поскольку им вообще нечего делать весь день, они могли бы мне помочь в новой работе. Профессия манекенщиц тогда считалась зазорной, но мы посмеивались над этим. В ателье мы привлекали многих представителей высшего римского общества и, таким образом, способствовали успеху сестер Фонтана.

Летом 1945 года, когда мне исполнилось 27 лет, я открыла для себя Капри. Я находилась на острове Искья в гостях у моей подруги Эрминии Санкассани, которая приехала туда на каникулы с двумя детьми. Я хорошо знала герцога Риккардо ди Сангро, очаровательного человека и джентльмена старой закалки, когда он был еще полевым адъютантом короля Умберто[69]. У него был сын Джузеппе, примерно моих лет, который позже погиб в автомобильной катастрофе. Были там и его внучки, они хорошо относились ко мне и для меня были как сестры. Именно старый герцог несколько лет спустя представил меня в Париже Жану Кокто и лично сопровождал Коко Шанель при посещении моего ателье. В Риме он жил во дворце Колонна, но у него была еще резиденция в Равелло и дом в Прайано, прямо на берегу моря. Когда я приезжала с друзьями к нему в гости, мы предпочитали всегда оставаться на ночь в домике у моря: это было и по-спартански, и очень весело. Местные рыбаки будили нас ранним утром, приносили свежий улов, после чего мы неслись к воде купаться.

Герцог Риккардо ди Сангро, 1940-е гг.

Герцог Сангро был необычайно спортивный человек, именно он основал знаменитый Корвилия-клуб в Сен-Морисе. У него была прекрасная яхта, та самая, на которой он прибыл на Искью, чтобы отвезти меня на Капри. Остров появился среди моря, как мечта. Волшебство продолжилось и тогда, когда я спустилась на берег. Никогда не забуду ощущения, что я вступила в заколдованный мир, ощущения, которое до сих пор присутствует в моей душе. С тех пор я уже не покидала Капри надолго.

Затем герцог захотел доставить нас в Амальфи, с нами были князь Франческо Русполи и его жена. Но на море начиналось волнение. Моряки не советовали выходить в море, но он отвечал: «Вы не понимаете моря, вы ничего не знаете». И решил действовать самостоятельно. Когда мы достигли мыса Пунта Кампанелла, началось то, чего опасались: молнии, вспышки, гром. Один моряк принес ему одеяло, а я – бутылку виски, поскольку мы видели, что ему холодно, он вымок, устал, но оставался полон решимости не отходить от штурвала. Мы достигли порта в Амальфи в целости и сохранности.

Мона Уильямс фон Бисмарк

С того дня я каждое лето возвращалась на Капри. В первые годы вместе с группой друзей мы снимали небольшой домик около того места, где собирались построить ресторан «Канцоне дель маре». А затем долгие годы я была гостьей американской миллиардерши Моны Уильямс, одной из красивейших женщин мира[70]. Мона вышла замуж за графа Бисмарка и жила на великолепной вилле – со спуском к морю и прекрасным видом на Неаполитанский залив, в том месте, которое до сих пор носит его имя и известно как Фортино. Эта женщина была воплощением целой эпохи, и я до сих пор помню ее поразительные глаза цвета морской волны.

После войны в Риме возобновилось движение общественного транспорта и автомобилей. Появились аристократические «Изотты Фраскини» и «Альфы Ромео» цвета кардинальской мантии, зеленые и черные такси выстраивались перед отелями, тогда как простой народ ездил в грузовичках-автобусах и на велосипедах. В первые месяцы мира в Италии было отпраздновано рекордное число свадеб. Тех, кто возвращался домой, щедро одаривали продуктами и одеждой.

Женщинам вновь захотелось хорошо одеваться. Рынки были переполнены, правда, поношенной одеждой, а в домах заработали швейные машинки. Из старой ткани шились новые костюмы, их скупали бродячие торговцы, ходившие от дома к дому. Дети надевали короткие штанишки. Подростки носили их на манер зуавов – с застежками под коленями. Взрослые держали в кармашках расчески и покрывали волосы бриллиантином, от которого пахло воском или свиным салом. Самые большие модники пользовались ночными сетками, теми самыми, в которые женщины до войны укладывали очень длинные волосы.

Среди молодежи были популярны английские блузы кофейного цвета и куртки американских фермеров. Возобновили работу текстильные фабрики, и расширилась сеть пошивочных мастерских. В военное время, в результате прекращения контактов с заальпийской модой, к нам перестали поступать французские ткани и приходилось что-то придумывать. Может быть, это было и не так плохо, поскольку дало импульс рождению чисто итальянского стиля. Женщины обратились к сверхженственным моделям, подчеркивались линия груди и «осиная» талия. В Риме начали показывать американские фильмы, на экранах появились и европейские звезды. Это в какой-то мере тоже помогало нашим модельерам.