Княжий остров - [39]

Шрифт
Интервал

Вдруг заметила Матерь-Сва со своей недосягаемой вышины сияние золотистое средь поля льняного, у бора соснового спящего… Пала бесшумно на крышу и зрит…

* * *

Егор поднапрягся и сел. Тело его было словно чужим, плохо повиновались руки, правая кисть была умело забинтована. Наискось через грудь тоже давил бинт, и Егор смутно стал что-то припоминать, словно ускользающий сон ловил. Осмотрел лица сидящих у костра и угадал их… Обрадовался, перевел взгляд на темные стены сарая и вдруг с удивлением осознал, что видит за ними кромку близкого леса на фоне утренней зари, четко видит деревья и кусты в каком-то зеленовато-синем цвете… видит все поле льняное и старую коновязь, ее он помнил, когда подходил сюда разведывая… Опасливо посмотрел на Окаемова и Ирину, на Николку Селянинова, протер глаза тыльной стороной левой ладони и опять пугливо взглянул на стену… Она стала словно стеклянной… Трухлявые бревна просматривались насквозь, докуда хватал глаз. Егор поднялся на ноги, отстранил Николая, кинувшегося ему помочь, и подошел к стене… Ударил по ней кулаками со всего маха, стукнул лбом, но рубленая стена оставалась прозрачной, хоть и не пропускала его самого насквозь. Егор покривился от боли в руке и вернулся к костру. Почуял на плечах мягкие женские руки и увидел, что одна ладонь у Ирины тоже забинтована…

— Присядь… Тебе еще рано вставать, — доплыл до сознания ее полудетский голос.

Он повиновался и тяжело сел на землю. Резко обернулся в угол, и снова взору его ничто не мешало, он обрел какое-то-новое зрение с ударом шаровой молнии, новые чувства. Обоняние его тоже обострилось, он чуял манящий запах Ирины, терпкий дух Николая и сладковатый запах пота Окаемова. Обострилось и цветоощущение, он с интересом смотрел на костер и дивился феерии красок огней, разноцветными дымами над ним. Все стало пугающе новым и разительно желанным, дорогим и близким, он словно народился вновь в иной цветастый и пахучий мир, перенесся со своими друзьями на другую планету.

Рассветало… Егор приподнял глаза и вдруг встретился взглядом с большущей ушастой совой, золотистым филином, сидящим на крыше и пытливо смотрящим на него через пролом. Перья совы были удивительно красивы и многоцветны, огромные глаза мудры и спокойны… Не мигая, они смотрели друг на друга, и Егор радостно вскинулся, указывая всем на нее…

— Опять та сова… теперь будет все хорошо.

Еще пуще обрадовался Окаемов, он серьезно обратился к сове, словно она понимала его:

— Здравствуй, Матерь-Сва Премудрая! Превеликая спасительница… Крышная матерь наша, охранительница земли русской великой…

Сова спокойно взирала на него, потом трижды щелкнула клювом и бесшумно взлетела с крыши, выбирая в крепи леса место посумеречней, для отдыха дневного.

Явление ее привело Окаемова снова в полное смятение и научный поиск, желание объяснить необъяснимое, заглянуть в тайны вселенной. Он ясно осознал, что может гром поразить его или иная кара, но словно помутнение нашло и взбудоражило сознание.

В углу овина грудились развалины какой-то печи, наверно, ее топили для просушки снопов льна. Со временем все обветшало и развалилось, кто-то вывернул колосники и кирпичи в черной печной саже. Окаемов обследовал это место и вынул из вещмешка Егора небольшую икону, завернутую в кусок немецкого прорезиненного плаща. Развернул ее и стал внимательно рассматривать. Егор не раз видел ее в руках Окаемова с той поры, как Илья взял икону из разбитого иконостаса монастырской церкви. Сейчас было не до его ученых причуд: огнем горели обожженная грудь и рука, в голове стоял звон, болели все мышцы, словно побывал в драке… Но Окаемов был как заведен. От него исходила такая энергия прозрения, что он завораживал всех, увлекая своими действиями и словами. То ли молния повлияла на него, то ли непонятное до конца Егору открытие, но явление совы еще больше взвинтило напряжение, и Окаемов стал не просто говорить, а вещать, словно пророк… Ирина не отходила от Егора, щупала пульс, трогала лоб прохладной рукой, заглядывала в глаза ему. Егору была приятна эта ласковая забота.

Окаемов, прихлебывая кипяток из котелка, стал ходить по овину и громко говорить. Все притихли, с интересом слушали.

- Я проанализировал события прошлой ночи и пришел к весьма любопытным выводам. Еще раз убедился, что мы находимся под неусыпным наблюдением не только Берлина и Москвы… Берите выше…

- Остались Рим и Токио, — подсказала Ирина, ничего не понимающая в его идеях, и ввела Окаемова в конфуз.

- Ирина Александровна, а граф Чернышов из старого дворянского рода… кем вам приходится? — с легкой усмешкой ответил вопросом.

- Да вы что-о?! Я из рязанской деревни, не знаю никаких графов!

— Не пугайтесь, я позволил себе немного пошутить… Хотя граф Чернышов был в действительности и, помнится мне, рязанских мест… Не сбивайте меня больше, дело очень серьезное, и я бываю жестким иногда… Так вот, господа-товарищи, все, что приключилось с нами, можно было предугадать. Мы находимся в… Овине. Внутри его… А Овен — жертвенный баран, золотое руно, символ солнца. Дважды в год ярку или барана наши пращуры приносили в жертву Яриле-Дажьбогу-Сварогу, кроме этого — суру, в травах квашенную, сыр, молоко. Людских жертвоприношений у русичей не было и, если вам об этом кто-либо скажет, пусть даже в мантии академика — смело ответьте, что он дурак и невежда, норманист и последователь злобного Шлецера, старавшегося извратить нашу историю вплоть до подчисток в летописях и сжигания их. Он выполнял задание сделать из нас тупых варваров, чтобы иметь притязания на земли наши… История — это большая политика! Но об этом потом… До сих пор еще в некоторых губерниях тайно молятся Сварожичу в овинах у печи, вот она развалена… молятся Богу древнему… При вчерашней расшифровке креста мы создали мощное единое биополе, быть может, я переступил порог вероятного, и Бог решил покарать меня, послав шаровую молнию… Но как известно, страдает всегда самый невинный… Хорошо еще, что все так кончилось. Если бы Егор не выстрелил, она поразила бы меня или всех нас…


Еще от автора Юрий Васильевич Сергеев
Становой хребет

Роман «Становой хребет» о Харбине 20-х годов, о «золотой лихорадке» на Алдане… Приключения в Якутской тайге. О людях сильных духом, о любви и добре…


Повести

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Кардинал Ришелье и становление Франции

Подробная и вместе с тем увлекательная книга посвящена знаменитому кардиналу Ришелье, религиозному и политическому деятелю, фактическому главе Франции в период правления короля Людовика XIII. Наделенный железной волей и холодным острым умом, Ришелье сначала завоевал доверие королевы-матери Марии Медичи, затем в 1622 году стал кардиналом, а к 1624 году — первым министром короля Людовика XIII. Все свои усилия он направил на воспитание единой французской нации и на стяжание власти и богатства для себя самого. Энтони Леви — ведущий специалист в области французской литературы и культуры и редактор авторитетного двухтомного издания «Guide to French Literature», а также множества научных книг и статей.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.