Княжий остров - [37]

— А змея с виноградом над чашей? — нетерпеливо спросила Ирина.

— Змея держит над чашей ягоды винные — винны… винограда, еще читается и так — яд вины в награду… Это испытание каждому… за ложь, возьмешь ягоду из кривой чаши — чаши кривды и уйдешь в нижний мир… Кстати, сие крест еще и означает три мира древних русичей. Правь — верхняя часть, тут Сварог, Даждь-бог, Перун и Влес — это русский Олимп. Средняя часть с распахнутым пространством от восхода до заката — Явь, земная жизнь. И нижняя — Навь, где и рисуется череп Адама с костями на православных крестах… Задолго до принятия христианства русичи крестились и клялись мечом. — Окаемов приложил к своему лбу кулак, символизируя сжатый в нем меч, и произнес древнюю клятву крестясь: — Клянусь разумом своим и сердцем, от восхода до заката… — он снова опустился к огню, разглядывая подарок Серафима, — этот крест уникален и цены ему нет! С него надо немедленно снять бронзовые и стальные копии и сдать их на хранение в музей, в банк. Я еще не все прочел, тут все взаимосвязано и распахивается целый мир в прошлое, к знаниям… Нет, я не язычник, но я уже говорил, что путь Рода — история Руси — есть религия и она даст только крепь православию. — Окаемов надел крест на шею Быкова…

Егор накинул на себя подсохшую рубаху, заправляя ее в еще сырые штаны, и стал походить на простого деревенского мужика, — только подпояшь кушаком, да гармонь…

Ирина согрелась, высушила у огня и надела юбку, подсунула к жару свои сапоги, прохудившиеся по кирзе, и вдруг перед ней опустился котелок с кипятком. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Егором. Словно сухая молния прожгла их обоих, и оба удивились этому соединению стрелой небесной…

Дождь стал проходить, опять спохватившись полыхнули молнии, громыхнул уже обессилевший и полусонный гром. Еще раз за разом в лес близко упали молнии с сухим треском, и вдруг над головами сидящих у костра, в пролог крыши, медленно вплыл ослепительно горящий шар, от него исходили искры, как от бенгальского огня. Теплый воздух, истекающий вверх от костра, мешал ему опуститься, и застывшие в страхе люди, завороженно смотрели на шаровую молнию, словно парализованные на месте. Первым опомнился Окаемов и тихо прошептал:

— Не убегать, не делать резких движений. Егор, осторожно сними и отложи в сторону крест… Ирина, поставь на землю котелок… я встречался с шаровыми молниями в Тибете… Спокойно! Лучше лечь на землю…

Молния все же преодолела поток теплого воздуха и поплыла по овину, причудливо освещая его, словно выискивая что-то, потрескивая, рыская во все стороны. Она низко прошла над лежащими у костра, залетела в верхний угол, ярко вспыхнула и погасла паутина, и снова медленно стада опускаться к земле, опять поплыла к костру, влекомая воздухом, прямо на людей…

Окаемов быстро крестился, лежа на боку, он с первобытным ужасом ощутил, что именно ему ниспослана эта кара небесная за богохульство: познания того, чего знать не должно смертному человеку… Он нарушил покой богов и жертвенным страхом поражен, глядя расширившимися глазами на неотвратимо приближающийся клубок огня… Он заметил краем глаза, как Егор вскинул пистолет и выстрелил в близкий шар. В последний миг Окаемов хотел остановить его, уже смирившийся, готовый принять долю свою и не желавший беды другим за свои грехи, но не успел, и раздался оглушительный взрыв, и стон Егора… Взрывом погасило костер, в ушах Окаемова звенело, испуганно вскрикнула Ирина и вскочила на ноги, затаптывая разметанные угли… Остро пахло серой…

— Вот это шарахнуло! — удивленно и радостно вскрикнул Николай и тоже поднялся на ноги, — пронесло! Как крупнокалиберный немец бросил… Ни хрена не слышу!

Окаемов виновато засуетился, собрал дрова в кучу и раздул угли. В свете пыхнувшего пламени, — а ему даже этот земной огонь вернул страх, — он только теперь заметил неподвижно лежащего Егора с откинутой рукой, сжимающей пистолет. Окаемов обеспокоенно приник ухом к груди Быкова и не услышал толчков сердца…

— Ирина! Скорей! Его убило молнией, — испуганно вскрикнул он.

Ирина упала на колени рядом и схватила руку, выискивая пульс. С трудом разжала пальцы, высвободила пистолет, кожа на руке имела следы ожогов, вздулись пузыри. Пульс не прощупывался. Тогда она решительно впилась губами в его полураскрытый рот и стала вдувать воздух в легкие, одновременно массируя грудь. Разорвав рубаху на нем, она увидела серебро креста, покрывшееся синим налетом, сдвинула его на сторону и опять приникла ухом к телу. Еле слышно дошли слабые, сбивчивые толчки. Ирина снова принялась делать искусственное дыхание его тяжелыми руками, а потом опять дула в рот. Он в сознание не приходил. Лицо побелело, разом ввалились щеки и заострился нос…

Егор видел сам себя со стороны из того же пролома в крыше, куда залетела шаровая молния, и все тянуло куда-то спешить, недосуг было глядеть на суету людей над его распростертым телом.

Ирина вдруг с удивлением ощутила, как неимоверно дорог ей этот умирающий, еще недавно незнакомый человек. На нее накатил неведомый страх потерять его, она вскрикнула и запричитала, все неистовее вдыхая в него воздух, целуя холодеющие губы, проминая толчками ребра так, что они трещали под ее руками. И вдруг остановилась, взяла его тяжелую безвольную ладонь в свою, отчаявшись и напрочь забыв все медицинские приемы оживления. Она поняла, что тут нужно что-то иное… В отчаянье смотрела на него и молила вернуться, это желание вернуть его было настолько страстным, что оно стало последним ее желанием… Она уже не думала ни о жизни, ни о смерти, неведомое сильное чувство овладело ею, резким движением сняла с Егора крест и бросила его на угли… завоняло горелой кожей гайтана… Каким-то чужим резким голосом она грубо остановила Окаемова, попытавшегося вынуть из огня крест. Разогнала всех по углам, стискивала руку Егора и молила, стенала, звала его назад, готовилась к какому-то неосознанному, последнему мигу, и делала-то все неосознанно, но решительно и быстро. Выхватила руками из огня раскаленный крест, перекидывая его в своих ладонях, Как печеную картошку, и с размаху припечатала к груди Егора, не отнимая руки своей.